– Витька отпустим?

– Разумеется, чтоб машиной здесь и не пахло.

Толкунов посмотрел на часы:

– Пока не стемнеет, походим по лесу.

– Угу, – согласился майор и откусил от большого сочного помидора.

– Я думаю, – продолжил дальше Толкунов, – мы пойдем оврагом, я там приметил одно место, но не успел осмотреть.

С Толкуновым работать – одно удовольствие. Ни словом еще не обмолвились о деле, а уже понял Бобренка.

– Ты в сарае засядешь, а я – возле Параскиной хаты. Тот хмырь может раньше прийти, бери его сразу, Параска нам ни к чему, да и никуда не денется, а вот на ее ухажера мне хочется взглянуть, – сказал Толкунов.

– Не лучше ли нам двоим возле хаты?..

– Зачем?

– А если не один из леса выйдет…

– Девка что, зря дорогу в сарай проложила? Все туда пойдут. Я там приметил, когда возвращались: есть место, откуда и Параскина хата просматривается, и подступы к сараю. Я тебе на помощь всегда успею.

– Успеешь, – согласился Бобренок. – А если он или они к хате придут?

– Ну, с двумя я сам справлюсь, – произнес Толкунов, впрочем, Бобренок знал, что и в самом деле справится. – А если их будет больше, я тебе свистну.

– Договорились.

Они съели все, что выложил Виктор на брезент, и направились в лес. Толкунов повернул резко направо, и скоро разведчики спустились в неглубокий, но темный, с ручейком на дне, овраг.

Капитан выломал из орехового куста крепкую палку и раздвигал ею густые заросли, порой, как настоящий минер, тыкал заостренным концом в грунт. Майор шел метрах в пятнадцати от него, по другой стороне оврага.

Они прошли, наверное, с километр, овраг здесь поворачивал, начиналась довольно широкая поляна. Бобренок остановился на мгновение, ориентируясь, и тут Толкунову повезло. У самого оврага заметил на траве кучку свежей земли – она не могла оказаться здесь случайно (вообще ничего случайного в лесу, по глубокому убеждению капитана, не могло быть).

Толкунов опустился на колени.

– Есть что-нибудь? – спросил Бобренок.

Капитан только поднял предупреждающе руку, разглядывая землю. Осторожно снял верхний слой – земля была еще влажная, не успела просохнуть и рассыпаться. Итак, она оказалась здесь совсем недавно.

Толкунов внимательно огляделся вокруг, заметил слегка помятую траву и скошенный чем-то острым бурьян. Подошел, поднял кусок дерна, разгреб грунт и увидел шелк парашюта. Подозвал майора и показал закопанный парашют.

– Он выбирал землю пригоршнями и бросал в ручей, – пояснил, – немножко земли уронил. Если б не эта земля, никогда не нашли бы.

В тайнике лежал парашют, оставленный хромым, шелк был порван. Они приложили кусок, снятый с дуба, – все сходилось, и Бобренок подумал, что, наверное, самолет сбросил только одного парашютиста-шпиона, хорошо знающего местность.

Майор быстро сориентировался. Диверсант сделал небольшой крюк – метров триста или четыреста, – чтобы закопать парашют. Он решил поступить так – это сразу видно, – в горячке забыв о поврежденной ноге. Устроив тайник, поспешил в Жашковичи, но тут нога дала о себе знать. Перебинтовал ее, вышел на проселок и добрался до хаты Параски.

– Ну что, капитан, порядок?

Но Толкунов не склонен был разделять оптимизм Бобренка:

– Порядок будет, когда парашютиста поймаем.

– Дело техники.

– Не нравится мне все это.

– Почему же, есть след.

– От следа до дела… А здесь все как-то не по правилам. Когда это фрицы одного-единственного парашютиста сбрасывали?

– Но ведь Карий предупреждал – явно необычная операция.

– А если необычная, где подстраховка? Мог этот парашютист разбиться?

– Мог.

– И без рации. Как дать знать о себе?

– Рацию абверовцы могли оставить, – возразил Бобренок. – У той же Параски.