Домой Петр Андреевич вернулся немножко позже обычного: кража хоть и была примитивная, но написать он постарался все тщательно. Обычно молодой человек шел прямо или ехал на велосипеде по Соборной, у дома Салазкиных поворачивал налево в сторону Сенной площади, а там от этой Сенной было всего два шага до его Малой Мещанской.

Подходя к дому, он заметил знакомый рыжий силуэт: Тимофей тоже спешил домой. Как и все коты, он обладал уникальной интуицией и часто очень верно угадывал момент приближения своего двуногого к дому, если, конечно, в планы кота входило в этот день обедать именно с Петром. Большинство современных котов, избалованных «Китикетом», «Вискасом» и прочими искусственными кормами, заласканные и ленивые, в подметки не годились Тимофею – отличному крысолову, которому голодная смерть не могла грозить ни при каких условиях. Более того, он был готов частично взять на содержание своего двуногого, периодически подчеркивая эту готовность подарками в виде полупридушенных мышей и крыс. Неразумный двуногий, правда, почему-то таким подаркам не радовался и даже однажды не пустил в дом, так как в зубах рыжего охотника была добыча в виде здоровой крысы. Еще хуже обстояло дело с Прасковьей: эта двуногая (скажем прямо, еще более неразумная, чем двуногий) вообще начинала дико визжать, когда кот появлялся в доме с грызуном в зубах.

Оба приблизились к дому практически одновременно.

– Привет, как день прошел? Как охота? – поприветствовал любимца Петр.

«Охота была замечательная, но зачем про нее спрашивать, если ты моих подарков не ценишь?» – говорил взгляд зеленых глаз. Кот поспешил к двери, давая понять, что раз он хозяин дома («А кто же еще? Ну не двуногий же!»), то заходить должен первым. Петр не возражал и претензий на старшинство своего любимца тоже не оспаривал. Зачем? Оба поднялись по деревянной лестнице на второй этаж. Квартирка Железманова выходила комнатами на две стороны: одно окно на улицу, другое во двор. Во двор выглядывало окна спальни, которая по совместительству была еще и кабинетом, а на улицу выходило окно гостиной. Старое, наполовину срубленное дерево во дворе, пара выступов в старом доме делали возможным для кота заходить в дом не только через дверь, но и через окно спальни-кабинета. Отработанными прыжками он поднимался на один сук, потом на второй, затем перепрыгивал на выступающий кирпич, а там уже до подоконника было недалеко. Поэтому иногда, засыпая, сквозь сон Петр слышал, как слегка скрипит форточка, что-то тяжелое мягко прыгает на стол, потом на пол, а через пару секунд на ногах оказывается большая, очень теплая подушка, которая некоторое время ворочается и затихает.

Впрочем, зря Тимофей сердился на Прасковью, она и правда была ворчлива, неповоротлива (этим зверь время от времени пользовался, таская кусочки колбасы, – делалось это исключительно для поддержания охотничьей формы, а не ради спасения от голодной смерти), не разделяла восхищений хозяина по поводу его рыжей персоны, но готовила она замечательно. Прасковье уже шел пятый десяток, она пришла из деревни, здесь, в городе, вышла замуж, вместе с мужем служила в разных домах, но это было давно, муж уже умер, дети выросли, а она сама приобрела богатый опыт ведения хозяйства, в том числе и в кулинарном вопросе. А хорошее питание Железманова обуславливало и его прекрасное расположение духа, что делало более податливым для воздействия кошачьего обаяния. Кроме того, и самому Тимофею давали те же щи, овсяную кашу, блины (вы не знали, что коты любят блины? Еще как любят!).

Вот и сегодня Прасковья напекла блинов, они ждали завернутые в полотенце и газету, но запах проникал даже через этот импровизированный термос. И именно он заставил Петра спешить к столу. Тимофей, как обычно, пристроился под столом, законно ожидая своей доли. Естественно, с ним поделились. Тогда еще не было умных сайтов, где рассуждали, можно ли кормить домашних питомцев со стола или нет, Петр просто знал, что Тимофей его друг, а друзей от стола гнать негоже.