– Дойду, – кивнула я, не совсем уверенная в сказанном.

– Хорошо, – она, видимо, куда-то торопилась, и явно обрадовалась, отделавшись от меня.

Я заспешила к лестнице. В животе снова неприятно клокотала тревога, ладони вспотели. Побежала через две ступеньки, но заставила себя спокойно идти до комнаты. Четвёртый этаж был какой-то неживой. Внешне он ничем не отличался от двух нижних, но как-то неосознанно чувствовалось, что здесь живут существа крайне могущественные и им тесно в соседних комнатах.

Четыреста восемь. Я стучусь. Дверь открывается. Сама по себе, на пороге никого нет. Пару секунд неловко мнусь в коридоре и, наконец, захожу.

В комнате царил уютный полумрак. Тяжёлые зелёные шторы наполовину задернуты.

– Добрый день, – доносится откуда-то справа. Оказывается, комната разделена перегородкой на две части. Я находилась в левом крыле. Из-за перегородки появился господин Бовиус и приглашающим жестом указал на кресла. Я устроилась в одном из них. Маг сел в соседнее. Одну дрожащую руку я положила на подлокотники, а другой судорожно сжала край туники. Посмотреть в глаза магу я не решилась.

– У меня есть новости про твоего друга, – он взял со стола чашку с чаем.

Я не сразу сообразила, о ком он говорит. Раньше мне не приходило в голову называть Джона другом.

– Он жив, – сразу заверил Бовиус.

Я выдохнула и готова была разрыдаться. Жив! Вцепилась в подлокотник, чтобы не прижать руки к лицу и не выдать себя, и глубоко вздохнула. Меня всё ещё трясло, но скорее по инерции.

Бовиус заметил мои манёвры, но не отреагировал.

– Бери чай, – произнёс он. – Не стесняйся.

Мне вдруг пришло в голову, что подлить яд в чай намного проще, чем передавать через кого-то. От одного взгляда на кружку меня замутило.

– Я не хочу, спасибо, мне не очень хорошо, и я…

…почти не вру.

– Не оправдывайся, – улыбнулся господин Бовиус, ставя чашку на стол. – Отказываешься – значит, отказывайся. Не усложняй.

Я смутилась и кивнула.

– Правильно сделала, что отказалась.

– Спасибо, – едва слышно отозвалась я.

Он кивнул. И ничего не сказал.

– А… – пришлось замолчать, собираясь с мыслями, – вы знаете, кто убил… пытался убить Джона?

Господи, ну что ты сморозила? Всё, что я говорила, было неподходящим, неуместным, неправильным, я ошибалась раз за разом, но не могла придумать ничего толкового.

– Пока нет. А ты что-то знаешь?

– нет, – стушевалась я.

Конкретно я ничего не знаю. Могу только пересказать, что знают другие.

– Говори, – благосклонно произнёс Бовиус, начисто проигнорировав мои слова.

– Я правда ничего не знаю. Я вообще о мире ничего не знаю, мне сложно делать выводы.

Бовиус ничего не сказал, но по незаметно поменявшемуся выражению лица я поняла, что он мной доволен.

– Но кто-то знает?

– Ну, точно не знают. Но предполагают.

– И что же?

– Я думаю, лучше у них об этом и спросить.

– Они будут увиливать намного успешнее. Ты пока тоже неплохо справляешься, но у них годы опыта.

– Значит, я просто ничего вам не скажу, без… увиливания.

– Тоже неплохо, но не всегда подходит. Правильно подобранные уловки действуют лучше. Господин Лонхир тебя всему научит.

Я была уверена, что не выдала себя.

– Значит, его вы подозреваете?

– Его, – созналась я. Отпираться смысла больше нет, а так хоть удержу лицо.

– Не худший вариант. Основания?

– Флакон…

– Лебедь?

– Угу.

– Значит, точно он. Обидно вот так подставиться.

Ему всё равно, что ли, что меня пытались убить? Что пострадал Джон? А всё, что он скажет про преступника – обидно подставиться? Абсурд. То есть, был бы абсурд, если бы никому не причинили вреда. А так эта история давила тяжелым, безумным, остро блестящим жестоким весельем.