Ярычева сразу же потянулась к его щекам, игнорируя тяжёлый вздох.

– Тискаешь меня хуже чем кота. Как плюшевого медведя, вот честно.

– Ты мой главный плюшевый мишка! – со смехом она всё-таки ухватила парня за подбородок. – Бес, вот вручную так не побреешь, а… Не врастают? А раздражение от такого бритья бывает? А…

– Вянка, – он предпочёл опустить голову на худое плечо, стискивая Вянку так, чтобы та и в окно ласточкой не нырнула, и перестала трогать его лицо. – Не врастают. Не бывает. Чем тебя составы-то не устраивают, я видел, что у тебя половина чемодана баночками забита?

– Плешь на брови видишь? Это я почесалась неудачно. А если бы попало в глаз – минус ресницы и возможная временная слепота.

Он чуть отстранился, рассматривая тонкую полоску, которую можно было бы принять за шрам. Перевёл взгляд на глаза, пытаясь рассмотреть оттенок магии по пляшущим в радужках искрам, сила всегда проявлялась так у светлоглазых, но пока Вянка не пропустила через себя достаточно мощный поток, определить бы не получилось. Так что придётся ждать август.

На деле у него и подарок уже был заготовлен. Дома в специальном ящике лежал кварц с Гореславской аномалии, отличный камень для накопителя. Отец, конечно, полагал, что тот станет частью обручального кольца, когда сын жениться надумает, подобные камни чаще именно так и использовали. Но Данковцев-младший в брак не спешил, не так рано, хотя все и говорили, что с выбранным направлением если ты не женился до выпуска, то скорее всего и помрёшь холостяком где-нибудь на дальних границах обитаемого мира или экспедиторов от агрессивных местных охраняя.

– Помнишь, как она на нас ругалась за то, что на окне сидим?

– Угу. И сама же потом на него залезала, домой нас зазывая, вместо того, чтобы заклинание отправить. Прапрапрадед как-то раз в такой момент заявился, ты тогда с температурой валялся, так его чуть удар не хватил. Мол, с такой фамилией не положено себя так вести.

– Ой, не напоминай мне этого благородного хрыча.

Некрасивым выражением “благородный хрыч” маги называли Велемира Ярычевского, деда покойной прабабушки Вики. Та-то была уже Ярычевой, была какая-то мутная история с неравным браком, которую притопили сразу же, та даже всплыть наружу не успела. Старику не просто перевалило за сотню, тот прожил практически полторы, что даже по меркам местных магов было впечатляюще. Сотней никого не удивишь, сто двадцать – почтенный возраст даже для чистокровного мага, но полторы – случай исключительный. Ещё бы на характере это лучшим образом сказывалось, но тут никакого спроса.

На Вянку тот едва взглянул: к внучке относился не очень, как же, разбавили благородную кровь, а тут и вовсе полукровка. Старик, конечно, погоду над целым городом мог в одно лицо поменять, но уж больно это лицо кривил перед простыми смертными. После того визита девушка видела его ещё дважды: один раз он зачем-то приходил к Виктории за пару лет до её смерти, а в третий – на похоронах. Тот взял на себя их организацию, и это, пожалуй, единственная хорошая вещь, которую о нём можно было сказать. Кажется, пережил её ненадолго, но этого они уже не знали. Остался ли кто-то ещё из Ярычевских – тоже, те в последние полсотни лет считались теми ещё затворниками.

– Пойдём, огрызок благородного семейства, надо проверить, всё ли в порядке. Или завтра? – Шед спустил ноги с подоконника, кивая сам себе. – Завтра займёмся уборкой, сегодня я хочу дышать липами. И залезть куда-нибудь в заросли.

– Хочешь, я спихну тебя в крапиву?

– О моя жестокая! – он всплеснул руками, напоминая этим любящего самую гнусную театральщину Артура. – Но если это доставит тебе удовольствие, я согласен и на крапиву!