Через каких-нибудь полчаса спокойствие было восстановлено. Мефодий был извлечен (для этого понадобилась почти вся не маленькая сила Рудольфа и вся удача его рыжей прядки) и усажен обратно на бревно, рыжепрядому юноше принесены очень серьезные, почти без фырканий и хихиканий, извинения.

– Ну что, сказочник. Настала твоя очередь! – сказал Рудольф, потирая руки.

– Но… – Ивор попытался возражать, но его друзья были неумолимы.

– Описывая себя, ты будешь не объективен, а это повредит сказке, – важно заявил Мефодий. – Мы это сделаем за тебя.

– Да-да! Мы уже нахватались от тебя сказительских премудростей!

Рудольф вытаращил глаза и начал вещать жутким голосом. Именно так рыжепрядый представлял себе настоящих сказителей.

– А третий друг был ни то, ни се. В смысле ни рыба, ни мясо. Ни рак, ни креветка. Ни бублик, ни салфетка. Ни суслик, ни крот!Такая присказка. Вот!

У него получилось настолько складно, что Мефодий зааплодировал. Как все ученые люди он почти не разбирался в поэзии, любая рифма способна была привести его в восторг.

– Но ближе к делу. Наш Ивка, не смотря на свои шестнадцать лет, все такой же тощий, как и в детстве. Такой тощий, что соломинку ему на плечо положи, он такой: «А! а! больно!» – и свалится!

Рудольф произнес всю тираду с невозмутимым лицом. Зато прядка его очень наглядно изобразила, как именно «а!», «а!» и самое главное – «свалится!»

– Ивор наш – романтик, каких на свете нет! – это уже Мефодий.

– Да, наивный во всех отношениях человек, – поддакнул Рудольф.

– А уж в хозяйственных делах – полнейший профан!

– Все бы ему бродить где-то, соловьев слушать, звезды считать!

– А уж путешествовать любит – страсть! Все окрестности фабричного города облазил.

– На всех фермах бывал! Мне ли не знать!

Рудольф незаметно потер бок. Именно туда ему попало тянучечной оглоблей в последней его разборке с фермерскими детьми.

– Одевается он слишком легко и ненадежно, – сказал Мефодий, поправляя балахон, закрывающий его от горла до огромных ботинок.

– Да и безвкусно, если быть честным! – вставил реплику Рудольф и поправил свой пиджак из мутной тянучки с малиновыми манжетами.

– Ничего и не тощий! – не утерпел Ивка. – У меня уже давно выросли мускулы. Вот, глядите. И тут тоже! И тут! Пускай не такие мощные, как у Рудольфа, но настоящие! И одеваюсь я удобно. Вот штаны. Из прочной и легкой материи. Пропитаны специальным составом тянучки, не намокают, но пропускают воздух. Безрукавка! Я люблю безрукавки. И ткань, пощупайте какая мягкая ткань. Моя мама любила туники из такой ткани. Коричневая. Как тогда… – он запнулся.

– Ага, и ботинки на толстой подошве с высокой шнуровкой, – поспешно добавил Мефодий, чтобы поскорее проскочить грустную для друга тему.

– А еще он темноволосый…

– Как мама, – уточнил Ивор.

– … и загорает всегда до черноты. От этого его яркие синие глаза…

– Как у папы!

– … и белозубая улыбка, как будто сияют на его смуглом лице.

– Уф! – сказал Рудольф. – Какое сложное дело – сочинять сказку. Столько истратили сил, а всего лишь описали героев.

– А ты думал. Сказительство – это тебе не с оглоблей по полям скакать.

Но Рудольфа не интересовали оглобли. Он спросил, дрожа от нетерпения.

– А что дальше?!

– А дальше нужно какое-то событие, которое разом изменит жизнь наших героев!

– И что это будет? – проговорил Мефодий. – В нашей жизни ничего не случается!

– Как это что? – Ивор встал и подошел к самому обрыву. Далеко внизу расстилались лесные просторы. Бесконечную темно-зеленую даль разрезала жирная черная полоса Ахеронта – странной и страшной реки. А в ее изгибе лежала…

– В жизни наших героев произошло одно событие, которое разом перевернуло их судьбу и дало шанс дотянуться до самых заветных мечтаний.