Швейцар поклонился.

– Несомненно, месье. Но на сей раз господа из банка привели собаку. Наш Наполеон от испуга облегчился у всех на глазах, а потом убежал в будку.

Дюма зашагал по комнате. В дверях он опять повернулся к наемным писателям.

– Это не повод отложить перья в сторону. Сегодня вечером статьи должны быть в типографии. Журнал «Мушкетер» выйдет в срок и в полном виде. Пишите, господа, пишите!

Александр Дюма велел швейцару проводить незваных гостей в белый салон. Сам он, быстро войдя в комнату через боковую дверь, удобно устроился на кресле с высокой спинкой и обивкой из красной кожи. Предмет мебели напоминал трон. Дюма часто бывал в Лувре, где на картинах изучал, как короли французской истории сидели на роскошных креслах. Когда приходили банкиры, писатель принимал непринужденную позу Людовика XVIII. Для этого он клал левую руку на подлокотник, а правой опирался на трость.

У одной из стен комнаты стоял бюст хозяина дома из пентелийского мрамора. Фигура была в два раза больше своего владельца и таинственно глядела на потолок, где люстра сияла кристальным светом, отбрасывая сверкающие искры на полированный камень. Дюма нравилась эта композиция. Порой ему казалось, что его каменная копия вот-вот посмотрит на него и с ним заговорит.

Со входа доносились громкие голоса, сопровождаемые собачьим лаем и клацаньем когтей по каменной плитке.

– Только не собака, месье, – кричал Моке. – Только не в шато!

В белый салон вела двустворчатая дверь. Она была сверху донизу усеяна маленькими стеклянными окошками. Сейчас за ней появились двое мужчин в темном. Сквозь стекла их фигуры казались разделенными на квадраты. Дюма усмехнулся: дверь напомнила ему головоломку, в которой нужно передвигать фрагменты, чтобы получить цельную картину. Было бы забавно переставить кусочек с головой одного мужчины так, чтобы он оказался в промежности другого. Дюма все еще раздумывал над заманчивыми вариациями, когда посетители самовольно открыли дверь и вошли.

– Месье Галлуа. Месье Одье.

Дюма знал гостей и кивнул им в знак приветствия, но не встал.

– Дюма, – сказал тот, что звался Одье. Его прическа парой голубиных крыльев обнимала его голову. – Наше терпение на исходе. Платите! Или мы засадим вас в тюрьму.

Между ног кредиторов протиснулась собака. Черная и короткошерстная, по колено хозяевам, она не переставала скалиться. Одье держал ее на коротком поводке.

Дюма подозвал мужчин поближе и предложил им расположиться на стульях за белым круглым столом, занимавшим середину комнаты. Мужчины не садились. Но это лишь пока.

– Сколько еще я вам должен? – спросил Дюма.

– Ровно триста сорок тысяч франков. И это с процентами, – последовал ответ Галлуа.

– И ради такой суммы вы специально приехали из Парижа, – отметил Дюма. – Раз у работников вашего банка хватает времени на такие пустяки, дела у учреждения явно идут лучше некуда. Я не вижу ни единой причины поддерживать вас своими деньгами.

– Это наши деньги, Дюма, – Одье повысил голос. Собака со злобным рычанием потянулась к хозяину дома. – И это совсем не мелочь. Свечнику у меня на улице пришлось бы работать всю жизнь, чтобы заработать хотя бы сто тысяч франков.

– И сколько свечей получилось бы в итоге? Возможно, он смог бы осветить ими на одну ночь весь Париж. Ежели нет, выходит, такое под силу только писателям. Передайте бедняге от меня привет, – ответил Дюма. – Я закажу у него четыреста сальных свечей. Мое шато должно сиять столь же ярко, как и мои мысли.

– Полно разговоров! – рявкнул Галлуа по-собачьи. – Деньги, Дюма! Или я вызываю жандармов.

Хозяин дома поднялся и направился к посетителям. Банковские служащие едва ли доставали Дюма до плеч. Опустившись на колени, писатель посмотрел собаке в глаза. Рычание превратилось в клокотание, а затем полностью смолкло. Дюма потрепал животное за ушами. В благодарность собака лизнула его подбородок.