– Чево ты опять?!

– Две маленькие родинки на хорошем пенисе у стеклышка твоего есть. В пятницу вечером ими полюбовалась. Особенно они хороши на нём, когда мальчик у твоего мальчика напряжён и готов лопнуть от желания… Что ж ты муженька на голодном пайке держишь?!

– Да врешь ты всё! Никаких родинок у него там нет. – Настя покраснела и вдруг припомнила: «А ведь и вправду есть, но только одна».

– Вспомнила? Скажи честно: есть или нет?

– Ну, вроде есть… одна. Фу ты, я от сна отойти не могу, ещё ты со своими дурацкими распросами!

– Их две. Красивые родинки на алой головке. Одна сверху, чуть слева и едва ли не посредине, вторая, поменьше, снизу, у самой уздечки! – Лера оторвалась от любования собою в зеркальце. Улыбка змейкой скользнула по устам, звонкий смех ударил Насте по ушам. – Я выполнила то, что говорила. Не зарекайся. ЛЮБВИ НЕТ! Это глупые бредни. Ты ещё глянь на его коленки. Он их в кровь стер, стоя на коленках в известной позе и стараясь показать всё своё мужскую упорство в известном блюзе двух голых тел.

– Ты меня разыгрываешь… – Настя не верила такому коварству и такой быстрой развязке недавнего спора-пари.

– Вечером посмотри внимательно на своего благоверного, пониже пояса… Надлежит быть повнимательнее, чтобы не узнавать интимные подробности от подруг. Я бы тебе ещё насказала, да не буду травмировать тебя, твою простецкую психику.

– Какая ты мне подруга!? Ты – стерва, змея подколодная! – Настя в слезах выбежала из рабочей комнаты.

А появилась только через час.

Она вошла с горящими ненавистью глазами, прикусив дрожащую нижнюю губу, с ходу двинулась прямо к обидчице, чеканя шаг, замахнулась – и взвыла от боли. Предупреждая пощечину, Лера отработанным движением пнула острым носком модельной туфельки в голень, ближе к коленному суставу. Видимо, она уже бывала в подобных передрягах, и знала, что такое праведный гнев обманутой супруги.

– Вон отсюда! Вон! Я тебе говорю! – сквозь боль и хлынувшие слёзы выкрикнула Настя, Превозмогая боль, плюхнулась на стул. Руки со страхом тронули ушибленную ногу. Горячие слезы капали на эту же ногу, вскоре нога стала такая мокрая, как и лицо. Слезы жгли несмываемым позором. Впервые ей так обидно и горько.

– Дура! Что, сбегала к ненаглядному?.. Представляю, что там у вас! Рассмотрела писюлечку?! А коленки смазала зелёнкой? – Лера расхохоталась и, покачивая соблазнительными бедрами, вышла из комнаты.

Выйти-то вышла, и приостановилась, аккуратно затворив дверь. Рабочий день в разгаре, из-за таких дурищ собственное производственное задание под срывом. К тому же удобный случай испытать начальника! Минуту поразмыслив, она пофланировала в секретариат, где пощебетала с двумя прикольными (для неё) секретаршами и накатала, снова как бы между прочим, докладную записку начальнику отдела: «Такая-сякая вследствие семейных неурядиц создает нервозную обстановку, нерабочую ситуацию, не даёт плодотворно работать. Только что оскорбила не столько меня, сколько кодекс трудовой этики… Прошу оперативно разобраться и принять соответствующие меры».

Написала, прочитала, усмехнулась – и с удовольствием положила докладную в почтовую папочку начальника. Тут же упросила секретаря занести папку, так как дело у неё срочное и отлагательства не терпит.

Начальник вскоре вызвал обеих к себе на ковёр.

Две ощетинившиеся кошки готовы пустить в действие острые когти прямо при нём. Одна с холодным блеском насмешливых глаз, другая – с затаённой болью и нарастающим горем. Установив причину конфликта: женские склоки в рабочее время, он, представительный мужчина среднего возраста, с проблесками раннего серебра в красивой шевелюре вьющихся и аккуратно постриженных волос, усмехнулся себе в ус и, как властью оделённый, нахмурился.