Я пробыл на этом лайнере уже две недели; две недели в полном одиночестве. И если бы вы чувствовали себя так, как я, то вид веселящихся людей и вам бы казался слишком отвратительным и оскорбительным.

Я только и делал, что бродил по кораблю; как если бы искал что-то. Бродил и качался в спортзале, конечно. Разумеется, нечего было и думать о том, чтобы увидеть здесь Джоан. И все же я не мог успокоиться. Я не мог лежать на палубе с Харольдом Робинсом или Диком Фрэнсисом или с Десмондом Бэгли. Я не мог сидеть в баре и напиваться. Я не мог участвовать в любой из этих тривиальных скучных бесед о погоде или о нашем маршруте. Я ушел с двух фильмов в кинотеатре. «Опять Мертвый», с этим британским педиком, играющим американского детектива. Ужасный фильм. И еще один с этим американским светловолосым актером, который раньше был смешной, но теперь уже нет. Наверное, все дело во мне: множество вещей больше не выглядят смешными.

Я пошел в мою каюту и приготовил спортивную сумку для очередной экскурсии в спортзал. Единственное пристойное место, к которому я проявлял интерес.

– Вы, должно быть, самый хорошо сложенный человек на этом корабле, – сказал мне тренер. Я лишь улыбнулся. Я не хотел вступать в беседу с этим парнем. Он забавный, если вы понимаете, что я имею в виду. Ничего сам против них не имею, живи и дай жить другим и все такое, но прямо сейчас я не хотел ни с кем разговаривать, особенно с каким-то чертовым педерастом.

– Да вы просто никогда отсюда не вылазите, – настойчиво продолжал он, слегка кивнув толстому, жалкому, непрезентабельному краснолицему человеку на тренировочном велосипеде, – не правда ли, мистер Бэнкс?

– Отличное оборудование, – резко ответил я, осматривая свободные тяжести, и поднимая две гири для гимнастики.

Слава богу, паренек-тренер заметил даму с избыточным весом в ярко-красном трико, пытавшуюся делать подъемы из положения сидя.

– Нет, нет, нет, мисс Кокстон! Не так! Вы слишком напрягаете вашу спину. Сядьте прямо и согните колени. Сорок пять градусов. Отлично. И раз... и два...

Я взял пару дисков от штанги и тайком сунул их в мою спортивную сумку. Я перестал много двигаться, но мне не нужны упражнения. Я достаточно сложен. Джоан всегда утверждала, что у меня хорошее тело; жилистое, как она раньше говорила. Вот что делает с тобой целая жизнь в строительной компании, в сочетании с умеренными привычками. Я должен допустить, что слегка потолстел; когда позволил себе поблажки после потери Джоан. Все казалось бессмысленным. Выйдя в отставку, я пил теперь больше, чем когда-либо. Впрочем, я никогда не стремился играть в гольф.

Вернувшись в каюту, я прилег и погрузился в полузабытье, думая о Джоан. Она была такой прекрасной и порядочной женщиной, и обладала всем, что ты только мог надеяться увидеть в жене и матери.

Почему Джоан? Почему, моя дорогая, почему? Это могли быть лучшие годы нашей жизни. Пол в университете, Салли работает медсестрой. Они, наконец, покинули гнездо, Джоан, они оба были твоей заслугой. Нашей заслугой. Что мне осталось? Я умер с тобой, Джоани. Я просто нелепый призрак. Я не сплю. Я бодрствую, говорю сам с собой и плачу. Десять лет после Джоан.

За обедом я оказался за столом наедине с Марианной Хауэллс. Кеннеди, Ник и Патси, очень милая и ненавязчивая молодая пара, так и не появились. Это намеренная уловка. У Патси Кеннеди глаза заговорщицы. Марианна и я впервые оказались одни на этом круизе. Марианна была не замужем. Отправилась в путешествие, чтобы отойти от ее собственной тяжелой утраты, недавней смерти ее давно овдовевшей матери.