Однако женщину настораживало вовсе не это. Если бы Маргарет сейчас снималась в фильме, она бы подумала, что попала в какой-нибудь мистический триллер, а в коридоре стоял призрак, некогда живущей в полузаброшенном доме. И он медленно шёл к ней, не опуская глаз, надеясь так напугать артистку, заставить её кричать от страха приближающейся смерти. Но опытная лицедейка редко показывала истинные эмоции. Шелби, в отличие от неё, всегда была открытой, не скрывала своих чувств, смело показывала ненависть к женщине, которая бросила её, едва малышке перевалило за год.

Ровно до восемнадцати лет девушка ничего не знала о своей матери, будто её и не было вовсе. Благодаря отцу она не чувствовала потребности ещё в ком-либо, ведь у девочки было предостаточно внимания. И больше всего она ценила то, что Уильям Эртон совмещал тяжёлую работу и воспитание дочери, чего не смогла сделать молодая Маргарет. Мужчине было тяжело: ему приходилось часто просить родителей, чтобы те присматривали за маленькой внучкой. Но после работы он всегда уделял Шелби время, несмотря на сильную усталость, потому что девочке необходимо было чувствовать любовь и заботу.

А успешная актриса не вспоминала о своей семье на протяжении нескольких лет, затем на заре популярности вернулась к бывшему мужу, надеясь, что тот её примет. Так всё и случилось, ведь шериф Эртон был добрым и отчасти наивным, так и не смог забыть свою первую и единственную любовь, хотя не рассказывал об этом никому, даже своей дочери.

Девушка же безумно разозлилась, поклялась себе до последнего дня своей жизни помнить тот злополучный восемнадцатый день рождения, когда незнакомая женщина с лисьим взглядом и высокими скулами ворвалась в тихую жизнь их семьи. Одетая в дорогое, переливающееся на свету элегантное красное платье, сочетающееся с не менее яркой помадой, Маргарет снова очаровала несчастного мужчину. Никто не мог устоять перед её тёмно-карими глазами, радужки которых сливались со зрачками, делая взгляд бездонным, похожим на Марианскую впадину.

Она в одно мгновение подлетела к дочери на высоких каблуках, и Шелби окутал мерзкий запах приторного парфюма, табака и карамели. Тонкие женские руки обхватили плечи, словно змеи, а над ухом раздался тонкий, хрипловатый голос:

– С днём рождения, Шелли^>2.

Чужое имя резануло по ушам, заставляя девушку отшатнуться и с недоумением посмотреть на незнакомку. Она даже не удосужилась узнать точное имя своей дочери, чтобы нормально поздравить её: не это ли говорило о полном отсутствии интереса Маргарет ко всему, что касалось семьи? Только в тот день Шелби увидела настоящую эмоцию на лице женщины – стыд. Хотя казалось, что он и вовсе отсутствовал, раз чужой человек посмел разрушить такой трепетный, памятный день.

Но и этого актрисе было мало. Она отравляла домашний уют и некогда счастливую семью своим присутствием два года, редко уезжая на съёмки в скучной опере или на фотосессии, чтобы испортить своим постаревшим лицом обложку второсортного журнальчика. Такие дни Шелби ждала, как второй приход Иисуса, да и сам глава семейства, казалось, вздыхал с облегчением, стоило только стуку каблуков стихнуть. Иногда у него безумно болела голова: в ней будто эхом раздавались звонкие постукивания шпилек по плитке и дереву.

Первое время Маргарет старалась наладить отношения с дочерью: привозила ей различные сувениры с городов, в которых она выступала, но все они потом благополучно летели в мусорную корзину. Поначалу женщину стыдил взгляд серых глаз, который прямо говорил: «Тебе здесь не рады. Можешь проваливать». Попытки купить любовь и смирение девушки длились ровно полгода, пока Шелби прямо не сказала артистке, что подарками та свою вину загладить не сможет. Обида, смешанная с непониманием и юношеским максимализмом делали из подростка этакого зверька, которого невозможно было приручить. Каждодневные придирки, представления, которые специально затевались младшей втайне от отца напоминали соперничество животных за территорию. Более молодая особь пыталась показать старой, где её место, с концами выгнать её из дома, да так лихо, чтобы она не посмела даже подумать о возвращении.