Я демонстративно отвергаю его галантность и протянутую руку и, оказавшись на улице, зябко передергиваю плечами. Налетевший ветер треплет мои волосы, и тишина вокруг угрожающе обволакивает с головой.

«Здесь нет никого, кто сможет мне помочь…» – с содроганием думаю я, когда Смит ладонью указывает в сторону графитового цвета двери без надписей.

Бежать сейчас уже бессмысленно: нет никакой гарантии, что пули наверняка припрятанного пистолета не раздробят мне вслед позвоночник.

И если до этого момента я ощущала возмущение и ярость, которые перебивались страхом, то теперь, с каждым шагом ко входу в здание, последнее топит меня в себе полностью. Мне никогда в жизни не было так страшно, как сейчас… Даже тогда, когда поняла, что натворила с собственной семьёй.

Смит отворяет тяжёлую дверь и пропускает меня вперёд. Выглядит он так, словно пригласил меня в театр, а не затащил в неизвестность на чёртовы склады.

Я сглатываю вязкую слюну, слыша в ушах стук крови.

– Я вас провожу, – на всякий добавляет он, и я еле сдерживаюсь, чтобы на эмоциях не послать его куда подальше.

Здание не встречает меня замогильным холодом, полумраком и антуражем мест из триллеров, нет. Что удивительно: здесь довольно тепло, и всё в порядке с освещением. Длинный своеобразный коридор, по двум сторонам которого бесконечные ряды стеллажей, заполненные коробками и целлофаном.

Смит заходит следом, прикрывая дверь, но я не слышу щелчка замка. И это слегка ослабляет тугой узел в груди.

И тут он впервые не дожидается меня – обойдя мою застывшую фигуру, твёрдой походкой направляется по коридору, в конце которого я только сейчас могу рассмотреть человека, сидящего за металлическим столом.

Рамирес…

Я мнусь на месте, понимая, что должна пойти следом, и Смит лишь на краткий миг оборачивается ко мне на ходу, подтверждая это.

На ватных ногах медленно продвигаюсь вперёд. Чувствую себя, как на грёбанном модельном подиуме: звук каблуков разрывает пространство, и с каждым футом облик сидящего виновника всей этой ситуации становится всё чётче.

На вид ему сложно дать конкретный возраст: слегка взъерошенные чёрные волосы кричат о молодежных предпочтениях в прическе, но вот седые волоски в аккуратной щетине, отчётливые морщины и носогубные складки намекают на наличие большого жизненного опыта. Всё тот же острый и тяжёлый взгляд из-под полуопущенных век, а глаза – цвета горького шоколада. Крупный нос, массивная челюсть, выдающийся подбородок, никакой плавности в линиях… В отдельности каждая деталь его внешности будто наспех высечена из камня, и разве что сомкнутые губы кажутся единственно мягким объектом. Но всё вместе создаёт поразительное сочетание… Нет, он не красив, не привлекателен и, скорее, обладает отталкивающей брутальностью и грубостью черт.

Но излучаемый магнетизм его лица сбивает меня с толку.

– Добрый день, миссис Ричардс… – глубокий вибрирующий голос без какого-либо налёта акцента доносится до моего слуха – осталось шагов пять до стола.

Если закрыть глаза, можно подумать, что с тобой говорит истинный британец. Правда, нечто американское всё равно скользит в его тоне. Пытаюсь угадать национальность, учитывая фамилию и характерные черты – на мексиканца он не совсем похож… Португалец? Испанец? Теряюсь в возникающих в голове вариантах, да и важно ли это сейчас…

В его сидящей позе нет ни вальяжности, ни развязности: только уверенность в себе и уместная расслабленность. Рамирес словно на обеде в дорогом ресторане, только вот на блюде ему принесли меня.

Он немного отклоняется назад, изучая меня, постепенно ступающую всё ближе, как диковинку. На довольно крепкой, хоть и средней комплекции, фигуре – элегантное пальто, явно сшитое на заказ, а под ним виднеется белоснежная рубашка с тёмно-синим жилетом. Не могу не признать, что в одежде у Рамиреса явно есть отличный вкус, и на мгновение даже позволяю себе представить его в других обстоятельствах.