Как это все получилось, никто потом объяснить не мог. Психиатры склонялись к гипнозу, философы кивали на недоступную уму почесаловскую ментальность, историки привычно валили все на татаро-монголов.

Но сверх того – при новом начальнике завелась в луже говорящая щука, умевшая повышать цену за баррель. А баррель-батюшка был в тех широтах единственным источником жизни (ничем рукодельным почесаловцы мир порадовать не могли по некоторым особенностям телосложения: руки у них росли не из того места).

А щука разговорилась: сегодня сорок долларов выкрикнет, завтра все восемьдесят. Короче, поперло. Года не прошло – наполнились почесаловские закрома золотом по самый верх. Новый начальник, ходя по трудовым коллективам, горстями раздавал излишки и бойко шутил; население отвечало обмороками благодарности.

Насчет лужи начальник оказался строг необычайно: сейчас, сказал, мы положим этой мерзости конец! Вот прямо сейчас. И выйдя на берег, посмотрел на лужу холодным внимательным взглядом. Лужа сразу усохла на полметра – по крайней мере, об этом сообщило почесаловское телевидение, а почесаловское телевидение – это вам не Си-эн-эн какое-нибудь: эти ежели чего сказали – умри, но поверь!

Очень скоро почесаловцам открыли окончательную правду – это, оказывается, демократы во всем виноваты! Это они совратили народ с пути истинного, начальстволюбивого и в лихую годину безвластия ссали в лужу по заданию ЦРУ..

Демократов в Почесалове было много, человек пять. Уже несколько веков они начинали утро с покаяния, а тут, по высочайшей отмашке, болезных начали гонять по пейзажу, с улюлюканьем и посвистом. Дегтя и перьев истрачено было немерено, но уж и радости населению случилось – давно такой не было!

На глазах у перепуганного мира Почесалов вставал с коленей.

Излишек средств пробудил в горожанах фантазии доселе невиданные. Всякий честный почесаловец сделал себе карпатский евроремонт, элита перешла с онучей на версачей и взяла в кредит по джипу с кенгурятником. Каждый третий с Лазуркой, каждый второй с мигалкой, и все стали такие гламурные, что хоть не мойся.

Про элиту следует уточнить отдельно. Раньше, в лихие годы безвластия, почесаловской элитой были всякие бесчестные абрамычи, чуть не погубившие Среднерусскую возвышенность – теперь к власти пришли наконец настоящие патриоты: свояки и двоюродные нового начальника, друзья его юности, товарищи по кооперативу и коллеги по пыточной. Все они переехали в Почесалов и переделили промеж себя все, что лежало плохо или просто неправильно.

Отныне почесаловцы могли вздохнуть с облегчением: на Родине все теперь было под полным контролем; приступили к окрестностям.

Окрестности эти давно и настоятельно требовали мордобоя. Замечено было, что те, которые живут вокруг, Почесалов не любят. То есть буквально в кого ни плюнь – не рады встрече, уроды неблагодарные! Ну что сказать? – не повезло почесаловцам с человечеством.

Мордобой так мордобой. Это дело почесаловцы любили, имея в запасе на всякую дипломатическую ноту по паре ядреных боеголовок. С холодных времен в большом бункере под лужей пупырилась взаперти большая красная кнопка – рядом с картой мира, иконой и надписью старославянской вязью “Так не доставайся же ты никому”.

Завели, короче, под Пасху такой православный обычай: чуть кто плохо про Почесалов отзовется – сразу ему в рыло! И, пока лежит без сознания, отрезать, чтобы не выросло. Начальник во вкус вошел, раздухарился, по глобусу разъезжать начал, козью морду делать. Старожилы удивлялись: как он, такой крутой-беспощадный, полвека прожил тише воды, ниже травы?