Впрочем, это ещё не трущобный район.

Размышления прервали чужие пальцы в кармане блузы.

– Найдёшь что, так поделись, – бросил Алекс, не оборачиваясь. Рука исчезла, её обладатель захихикал и забежал вперёд, посмотрев в глаза попаданцу. Среднего роста[52], физиономией смахивающий на де Голля, вертлявый и узкоплечий, обманчиво слабый.

Попаданец уже встречал этот галльский тип, когда мужчина кажется голодным недокормышем. Ан нет, вполне крепкие ребятки, просто типаж такой.

– Не боишься, – констатировал карманник удивлённо, – не местный, а не боишься.

– После Лондона и Нью-Йорка-то? – Пренебрежительно бросил бывший студент, глядя свысока.

– Морячок? – Оживился вор, делая непонятную распальцовку.

– Кочегаром однажды Атлантику пересёк, больше на флот не тянет.

– А чем…

Алекс тяжело поглядел в глаза вору, тот начал было играть в гляделки, но через несколько секунд сглотнул и испарился. Исчезли и прочие мелкие сявки того же пошиба, крутящиеся неподалёку – попаданца сочли серьёзным человеком из своих.

Гаргот[53] на одной из узких улочек привлёк внимание яркой вывеской, чуть-чуть не дотягивающей до почётного звания абстракционистской. Не выпивкой и закуской, само собой, а как своеобразная туристическая достопримечательность.

– Зайти, что ли? – Пробормотал Алекс на французском, замерев в раздумьях, брезгливо глядя на дверь с явственными следами крови, пропитавшей неструганные доски.

– А и заходи, – весело отозвался какой-то бедно одетый немолодой мужчина, с красными склеротическими прожилками на щеках и носу, заскакивая в недра заведения.

Нырнув вслед за завсегдатаем, едва не выскочил назад – такого зловония давно не встречал! Вонючая, липкая грязь под ногами – из рвотных масс, сгнивших объедков и плевков. Тяжёлые столы и низенькие скамейки со стульями, из полусгнившей и изначально некондиционной древесины. Мебель липкая даже на вид, с многолетними наслоениями.

Давешний алкоголик, уже успевший получить донельзя грязный стакан какого-то мутного пойла и жадно глотал его, запрокинув голову, показывая крупный кадык и плохо выбритую щетину с прогуливающимися вошками на шее, выглядел самым приличным обитателем этого зоопарка.

– Славное пойло! – Выкрикнул сипло алкаш, допив стакан и залихватски поставив его на стойку, – настоящий сироп для забулдыг! Папаша, тащи похлёбку!

Неопрятный мужик с сильно обвисшим пузом и щеками, лежащими едва ли не на плечах, равнодушно наполнил глиняную миску из стоявшего тут же котла. Запах ударил такой, что попаданец поспешил выйти. Он-то думал, что после лондонских трущоб и похлёбки из объедков его ничем не удивишь…

– Что, не по нраву еда пролетариев!? – Взъярился внезапно невзрачный мужичок, вскакивая с лавки и вытягивая из-за пазухи большой нож с обломанным кончиком и явными отметинами ржавчины. Абориген казался себе ловким и умелым, размахивая оружием и пытаясь проворачивать простенькие финты.

Фокадан поморщился, столь похабной профанации благородного ножевого боя ни разу ещё не встречал. Шаг навстречу, боковой в челюсть, отчётливый хруст и обмякший мужичок падает в грязь, роняя нож.

– Пьера?! – раздался какой-то бабий визг откуда-то из глубины помещения, – бей его, братцы!

Вслед за визгом вылетел его тщедушный обладатель, с занесённой над косматой головой табуреткой. Легко уклонившись от медленного удара, Алекс пнул его в колено и уже на полу добил ударом ноги в голову.

Столь быстрая расправа над двумя задирами охладила пыл остальных. Благо, их и было-то всего несколько человек – из тех, кто сохранил способность передвигаться.

Хмыкнув пренебрежительно, мужчина вышел на улицу, воздух которой, ещё недавно наполненный ароматами фекалий, показался ему свежайшим. Чувство это быстро прошло, но дышать и правда стало легче – по сравнению с кабаком-то.