Все вышеперечисленное было не просто спором великих держав, но и глубоким идеологическим конфликтом. Многие современники рассматривали его как противостояние представительных правительств различного толка и столь же разнородных абсолютистских государств. Британский парламент и Генеральные штаты Нидерландов считали, что им угрожает испано-австрийская «ось», чье могущество, по меньшей мере, частично, опиралось на подавление представительных правительств у себя дома. Если использовать современные выражения, Европа была расколота на два лагеря – лагерь «свободы» и лагерь «деспотизма». Оба термина были в ходу у британских и голландских памфлетистов, и с конца семнадцатого века они все чаще возникали в публичной сфере Центральной Европы. К середине столетия количество читателей в империи выросло с 250 тысяч до полумиллиона человек. Неотъемлемой составляющей этой критики было нарастающее нежелание принимать стремление правителей «засекретить» обсуждение политических вопросов.[250] В сатирах, проповедях, периодической печати и «политических беседах» от германских правителей, особенно от императора, все чаще требовали ответа по вопросам внешней политики, поскольку та привлекала основное внимание имперских патриотов. Население все больше интересовалось не только политикой Германии, но и общеевропейским балансом сил, от которого зависела безопасность людей. Как заметил автор журнала с оптимистическим названием «Friedens-Courier» («Посол мира»), «даже человек, совершенно не интересующийся тем, что творится в мире, и не читающий газет, все-таки спрашивает соседа, что происходит на мирных переговорах».[251] Многие из таких публикаций финансировались правительствами, однако и они показывают, что «аполитичные» немцы живо интересовались тем, что творится в мире вокруг.

В конце концов, общего «пожара» в Европе так и не случилось. Ни Испания, ни Австрия не могли продолжать войну в Германии и Италии против англо-французского альянса. Екатерина предпочла не сталкиваться с Королевским флотом на Балтике. Османы отказались нападать на Российскую империю. Лишь возле Гибралтара прозвучали выстрелы, которыми обменялись британские и испанские моряки. Войну удалось предотвратить дипломатией и политикой сдерживания.

Австрийская мощь олицетворяла угрозу, но не меньшей угрозой являлась «врожденная» слабость конгломерата Габсбургов. Вскоре стало ясно, что император Карл VI вряд ли произведет на свет наследника мужского пола, вследствие чего возникала возможность соперничества за наследство и даже раздела владений по воле соседних стран. Карл попытался предупредить такую ситуацию и в апреле 1713 года обнародовал «Прагматическую санкцию», которая устанавливала следующий порядок: престол переходил по наследству к сыновьям и дочерям императора, и лишь потом на него могли претендовать сыновья и дочери покойного старшего брата Карла, Йозефа. С мая 1717 года предполагаемой наследницей считалась старшая дочь Карла Мария Терезия. Тем не менее Карл не принимал сей факт как должное. Он понимал, что мужья дочерей Йозефа, курфюрсты Баварии и Саксонии, могут отказаться от претензий от имени своих жен, но эти отказы при необходимости могут быть быстро отозваны. По этой причине Карл постарался заручиться согласием представительных собраний в вопросах наследия. К середине 1722 года он даже уговорил на сотрудничество венгров в обмен, разумеется, на признание их привилегий. Затем Карл перенес внимание за пределы империи и заключил соглашения последовательно с Испанией (1725), Россией (1726), Британией (1731) и с имперским сеймом (1732). Однако Карлу часто приходилось идти на компромисс, к примеру, когда в обмен на военную поддержку против османов в 1716 году он согласился выдать одну из дочерей Йозефа за баварца. В итоге всех этих «предусмотрительных» хлопот правительства европейских стран не только не стали союзниками Карла, но и задумались над тем, как лучше воспользоваться слабостью Габсбургов.