сеятель
меч рубит меня на части
но я остаюсь
исполосованный страхом
творящегося вокруг
в мерцании блуждающих звёзд
возникают сумбурные образы
и тысячи тысяч зверей
с воем волокут меня за собой
закутанные в складки тьмы
зову охранника
скажи
ты хочешь посадить меня на кол
так умри первым или сломай меня
в сопротивлении твоему ночному насилию
вокруг
иссохшие дряблые
истерзанные горем
с выцветшими от страха глазами
мои братья
они неуклюже и боязливо препираются
заглушая тёмное предчувствие смерти
ворочающиеся в страдании
потерянные существа
протискиваются между сном и явью
сбитые с толку
мертвенно бледные
они иногда ловят какое-то слово
чтобы послать его мольбой
в сумрак
всё спасается бегством
я в страшливом одиночестве
шлю вдаль всю страсть моих желаний
хороню сам себя
и спрашиваю
что у меня есть кроме мýки
я убиваю себя
так я готовлюсь
к жизни по ту сторону
всей этой гнилой мнимости
в зерне жизни после смерти
набухает росток нового бытия
таинственно пробуждённый
к новой борьбе
без родины
так убога и жалка
рухнувшая жизнь скитальца
что не можешь её не беречь
в тесноте крошечных клетушек
живёт не знающая покоя тоска
всё так скудно
так постыдно привычно
так вжимает в землю
так не умеет летать
хотя и хотело бы
но ничто не окупится
утешительной сказкой о вознесении души
как знать
какой дом тебе родной
где найдётся приют диким мыслям
и кротость в утешение тому
кто в страхе должен начать свою работу
избежит ли благодать духа соблазна
чтобы изнурённый мишурой дух
в глубине своей искупил
хаос сладострастия
чтобы суметь завоевать миры и дали
разбитая мечта в плену у распада
её смертельный восторг
истекает кровью в молитве
израненная в клочья
она без сил припадает к стопам
несёт во льду горячие желанья
что может быть тяжелее этой скорби
тому кто в надежде ждёт помощи
дай мужества
украсить свою смерть
молчащий
речь морочит голодную душу
страх играет на хрупкой дуде
засыпай у меня на коленях
позабытую радость даря
как давно я привык к лёгкой мýке
как владеет мной нежно тоска
тени болью творимых пристрастий
затыкают мой набожный рот
вычерняют доносчика руку
и молитвы рождают в уме
и смирялись молитвы с безумьем
что я сам на себя призывал
потому что без жалости брошен
в землю голую дикий мой плач
исступлённо в ночи бормотал
и позволил покойников своре
жизнь мою до конца захватить
а вокруг страхолюдная похоть
пухнет сломленно зло и темно
пристаёт с безответным вопросом
это ты этот ад сотворил
кто в голоде
безумье убирайся
дорога станет тихой и чужой
о страх
здесь нет приюта
и взгляду не развлечь
молчанья дьявольского
в водопаде слёз
есть ли пределы этому
докуда расширится
дурное царство мук
что ещё способно
мир от паденья в бездну уберечь
кто незнакомцу на пути поможет
которому конечное так кратко
когда он немо речью освящён
деревня на холме в глубоком мире
очерченность вершин свободных от потока
покой
привнёс ли я в него хоть маленькую малость
возможно ль избежать в земле того
что на земле так мучит
подаст ли знак
грядущее блаженство
терпи казак и будешь атаманом
деревня на холме в глубоком мире
не знаю здесь ли я умру
стою ли пред желанной переменой
до вожделенной цели добреду ли
то бьёт меня озноб
то я в горячке
то день
то ночь
довольно мне
довольно
убьёт меня
или войду в игру
не знаю здесь ли я умру
страх смерти истощает моё сердце
в нём мýка госпожа
и жизнь моя лишь капля жизни общей
в ней всё находит и себя и место
великие труды
скукоживаются в малость
но как раз она
спасает и отмывает дочиста до хруста
измученное страхом смерти сердце
с землёю связан
вот так навечно ты с землёю связан
пришло во сне и наяву осталось
глаза поднял я
и они сказали
в сомнении струилось озаренье