А Святослав Котенко? Какой мировой эрудицией обладал! Как сыпал парадоксами!

Все были личности! Настолько были личности, что тайные советники Андропова «арбатовы» и «бовины» попытались в порядке «контригры» распустить по Москве слух, что «Русский клуб» – вообще структура партийной разведки, его тайный мозговой центр, где обкатываются идеи, которые могут быть использованы против «нашего мощно набирающего силу сионизма».

Ах, если бы это было так! Но, с другой стороны, совершенно верно было подмечено, что в мозговой центр «Русского клуба» как-то неожиданно сплоченно и энергично подобрались люди с определенным весом. Не личности бы не выдержали затяжных боев с «ними», не личностей бы сразу «они» смяли, а к таким так-то вот запросто рядового оперуполномоченного с Лубянки не пришлешь и таким на «тяп-ляп», за «здорово живешь» дела не пришьешь. (Семанову-то потом, когда он уж слишком вылез на бруствер, дело все-таки пришили, но на каком высоком уровне!) А пока…

Сам начальник «Пятка» Бобков было дернулся «проникнуть», но его вежливо предупредили, что «Пяток» в любом качестве на особой русской территории Высокопетровского монастыря нежелателен и вдобавок еще нагло нажаловались зампреду КГБ Цвигуну. Да еще и самому Суслову капнули, что «сионисты провоцируют». «Они» тут уже поняли, что «Русский клуб» может дать сдачи. И еще была одна настораживавшая оппонентов деталь. Примечательно было, что ядро московского «Русского клуба» составили профессиональные «западники» по основному образованию. Петр Палиевский, хоть и закончил русское отделение МГУ, но знал несколько языков и уже был известен на Западе работами по американистике (по Уильяму Фолкнеру). Перед Дмитрием Урновым преклонялись западные шекспироведы. Дмитрий Жуков переводил современных западных классиков, английский знал лучше англичан, был известен своими трудами по балканистике (в Югославии была популярна его книга о Нушиче). Мы со Святославом Котенко, хотя самостоятельно и сдали дополнительно университетские курсы по русской литературе и русской истории, но закончили-то специфическое романо-германское отделение, и Котенко, как я уже говорил, был известен как блестящий переводчик Уильяма Сомерсета Моэма. Я тогда через АПН много печатался в крупных западных изданиях. «Западники» по образованию, а вдруг ударились в «славянофильство»?! Это не могло оппонентов не настораживать.

В парадоксе этом, сейчас я думаю, была, однако, глубокая закономерность. Мы понюхали Запад и были свободны от того завистливого «придыхания», с которым наши «жидовствующие» – как правило, люди, весьма поверхностно образованные, нахватавшиеся верхушек, всегда смотрят на Запад. Они закатывали глаза и вздыхали: «Ах, там Кафка! Ах, там Марсель Пруст! Ах, Джойс! Ах, Стефан Цвейг! Ах, Гейне!» Все «корифеи» там с еврейскими корнями! Они их при этом, как правило, сами не читали (Кафка, Джойс и Пруст были тогда вообще под полузапретом), а мы-то все читали и хорошо знали истинную цену. Больше того, мы знали вообще всю истинную цену весьма практичной, прагматичной, но довольно поверхностной западной культуре, растерявшей духовную глубину еще тогда, когда отделившийся от исконной ортодоксальной Церкви «модернистский», «практичный», даже в вере прагматичный католический Запад катастрофически отстал от Византии – исконной хранительницы глубинных христианских духовных ценностей, передавшей по преемству свое великое духовное мессианство именно нам – Москве – Третьему Риму.

Мы знали, что, как бы Запад собой ни кичился, у него не было таких духовных титанов, как Федор Достоевский и Лев Толстой. Вся литература духовно ниже, приземленнее, без мистических тайн, максимум, уровня Бальзака. Вершины – Шекспир и Гёте. Но они были давно. А в современности – самое большое Фолкнер.