Уже в 30-е годы XIX в. в России развернулась дискуссия о судьбе России, – о путях ее развития. Сформировались два течения: западники (Н. В. Станкевич, В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. Г. Чернышевский, И. С. Тургенев) и славянофилы (И. В. Киреевский, А. С. Хомяков, К. С. Аксаков, Ю. Самарин).

Предшественником и тех и других был П. Я. Чаадаев. Он страстно обличал Россию и в то же время утверждал, что именно Россия ответит на вопросы, которые занимают человечество.

Славянофилы апеллировали к возрождению в России прежних патриархальных форм жизни и укреплению православия. В то же время славянофилы, признавая преимущества России перед Западом, отнюдь не отвергали его достижения. «Образованность наша должна вмещать в себя плоды также и Запада» [9: с. 109].

Западники осознавали, что продвижение России вперед невозможно без усвоения достижений европейского образования. В то же время они, в первую очередь, Герцен, остро критиковали растущие на Западе мещанство, социальное равнодушие, эгоизм, коллективную посредственность и т. д. и т. п.

Яростным антизападником был Н. Я. Данилевский, призывавший к объединению славян во главе с Россией в одно государство для непримиримой борьбы с Западной Европой. Вл. С. Соловьев отвергал панславистские идеи Н. Я. Данилевского, видя в них проявления опасной тенденции к национализму и шовинизму.

В то же время Вл. С. Соловьев считал, что «именно Россия, русские в силу своей способности отречения от богатства, от чрезмерного рационализма и педантизма, от всего внешнего и наносного, прежде других народов могут освободиться от всякой исключительности, раскрыть и приложить к делу лучшие свойства российской народности: братолюбие, широту души и взглядов, веротерпимость, истинную религиозность» [13: с. 171]. Именно поэтому Россия, утверждал мыслитель, может (и должна) выполнить святое дело: духовно примирить Восток и Запад в богочеловеческом единстве вселенской церкви. Вместе с тем, Вл. Соловьев высказал весьма сомнительную идею о панмонголизме, о том, что народы восточной Азии могут начать войну против России и Европы.

Ярким предшественником евразийцев был К. Н. Леонтьев. Восставая против «западного прогресса», философ призывает ориентироваться на принципы самодержавия и православия. Византия (Восток в более широком смысле) – спасительный пример для России. На востоке самобытные, яркие, живописные, национальные стихии [10: с. 94—95]. По утверждению К. Леонтьева, спасти Россию может византизм, что означает укрепление самодержавия и православия, а также отрицание всеравенства и всеобщего благоденствия. Российское государство всегда цементировало православие. Во главе его должен стоять самодержавный наместник Христа на земле. Такой исход, такая перспектива, по Леонтьеву, будет спасительной для России. К. Н. Леонтьев отвергал панславистские идеи Н. Я. Данилевского.

В дальнейшем евразийцы подвергли критике эти идеи Леонтьева. Они указывали, что его историко-философская концепция имеет биологический характер, что у него эстетический элемент преобладает над этическим.

Важные идеи относительного взаимодействия России с Европой и Азией высказал Ф. М. Достоевский. Он утверждал: «У нас – русских – две родины: наша Русь и Европа, даже если и в том случае, если мы называем себя славянофилами. Нам от Европы никак нельзя отказываться. Европа нам второе отечество, – я первый страстно исповедую это. Европа нам так же дорога, как и Россия» [5: c. 514].

В то же время он опасался, что старую Европу ждет стихийная и страшная социальная революция (похожая на конец XVIII столетия) – писал Достоевский в «Дневнике писателя». В ноябре 1887 года он снова с тревогой пишет о Европе: «Европу ждут огромные перевороты… Социальная революция и новый социальный период в Европе несомненны» [5: c. 514]. В XX в. пророческие слова Достоевского сбылись.