Таким образом, как сказал основатель Римского клуба А. Печчеи, «впервые с тех пор, как христианский мир шагнул в свое второе тысячелетие, над миром действительно нависла реальная угроза неминуемого пришествия чего-то неотвратимого, неизвестного и способного полностью изменить судьбу огромных масс людей. Люди чувствуют, что наступает конец какой-то эпохи в их истории. Но никто, кажется, еще сегодня не задумывается над необходимостью изменить не только свой собственный образ жизни, но и жизнь своей семьи, своей страны. И именно в том-то, в сущности, и кроется причина многих наших бед, что мы не смогли приспособить к этой насущной необходимости свое мышление, мироощущение и свое поведение».[62]

Таким образом, в XX веке было положено начало великому интеллектуальному процессу, выразившемуся в научных революциях. Философами науки (Анри Пуанкаре, Карлом Поппером, Томасом Куном и Паулем Фейерабендом) было признано, что между «мифом» и «наукой» не так уж много различий. Оба они создаются с целью объяснить непонятные человеку вещи, вне зависимости от того, насколько эти объяснения соответствуют реальности. Мифы устаревают, когда в них перестают верить, и тогда они заменяются другими, но разве не то же самое происходит с научными теориями? Речь идет не о поиске правды, но лишь о временном успокоении стремления познать непознанное. В конечном счете, «научные данные» отражают не столько реальное положение дел в объективном мире, сколько уровень интеллектуальной фантазии конкретных ученых, пытающихся ответить на вопрос «как?» вместо «почему?». Происходит лишь смена научных парадигм, свидетельствующая о развитии интеллекта, но не о прояснении сущности явлений. Предмет падает на землю не потому, что существует сила тяжести, но чисто умозрительная концепция «силы тяжести» помогает ученому сделать вид, будто он понимает, почему предмет падает на землю.

У меня в голове пока никак не укладывается, что надо применять такие совершенно абстрактные рассуждения и понятия для объяснения явлений природы. Но молодые подчас придерживаются иного мнения на этот счет, и надо надеяться, что они не застрянут навсегда в высочайших сферах, ибо несомненно, что еще бесконечное множество открытий можно сделать, и развить их нужно только простыми способами, чтобы продвинуться в познании природы.

В. Рентген по поводу теории относительности

Астрономия доказала, что мы видим космические объекты не такими, какими они являются в действительности, но с запаздыванием на определенное количество световых лет. Как астрономическая единица измерения, световой год соответствует расстоянию, проходящему за год светом, который распространяется в вакууме со скоростью 300 000 км в секунду, световой год приблизительно равен 10 000 млрд км. Учитывая расстояние от Луны до Земли (356 тыс. км), мы можем констатировать визуальное запаздывание в 1,1 секунду. Важно отметить, что этот принцип верен и для более мелких расстояний, даже тех, которые представляются нам обыденными. Так, если расстояние между объектом и субъектом представить как один метр, то запаздывание будет равняться 1/300000000 секунды – величине, абсолютно незаметной для наблюдателя, но, тем не менее, существующей. Иначе говоря, субъект может наблюдать окружающие его объекты не такими, какими они являются по отношению к самим себе, но только с некоторым запаздыванием. Мы видим объект таким, каким он был в момент, когда его покинул свет. Все, что мы видим вокруг себя – близкое или далекое прошлое.

Столь же относительными являются и измерительные характеристики окружающего пространства. Как пишет А. Пуанкаре, «вообразим себе, что за одну ночь все размеры Вселенной возросли в тысячу раз. Мир остался бы подобен самому себе… Все сведется к тому, что предмет, имевший метр в длину, будет измеряться километром; предмет имевший миллиметр, возрастет до метра. Постель, на которой я лежал, и само мое тело возрастут в одной и той же пропорции. Что же почувствую я на следующее утро, проснувшись после такого поразительного превращения? Я попросту ничего не замечу».