Соблюдались законы по-разному. В то время как одни сообщества полагались на совесть своих граждан, другие часто прибегали к наказаниям. В Базеле в XVIII веке тысячи женщин были оштрафованы за нарушения в одежде. Впрочем, конечно, немногие правители заходили так же далеко, как Мустафа III, султан Османской империи, который в 1758 году тайно отправился в немусульманский район Стамбула, чтобы проверить, соблюдают ли немусульмане его декреты, касающиеся одежды. Встретив христианина и еврея в желтых кожаных ботинках, в которых разрешено было ходить только мусульманам, он тут же приказал повесить нарушителей[81]. В общем и целом соблюдение законов зависело от гильдий, церквей и местных судов, заинтересованных в устранении нарушений и сохранении общественного порядка. Самостоятельно государства и центральные правительства вряд ли были в состоянии повлиять на этот процесс. Главное отличие Англии от Центральной Европы, Франции и Скандинавии заключалось как раз в том, что в последних местные власти активно разыскивали, штрафовали и наказывали нарушителей.

Существование подобных законов говорит нам о мире с ограниченными возможностями. Ресурсы этих обществ не были бесконечны, они нуждалось в порядке и сдержанности, чтобы выжить. Для раннего Нового времени «потреблять» буквально означало «полностью использовать» или «израсходовать». Это последнее значение в отношении, например, дров или пальто сохранялось вплоть до 1900 года[82].

В обществе, в котором технические инновации были редки, а стабильный экономический рост отсутствовал, расход денег и ресурсов становился естественной причиной для беспокойства. Жена бюргера из Нюрнберга, которая хотела получить шелковое платье из Ломбардии, ставила под угрозу доход всех местных портных и ткачей. Наличных было мало, и однажды потраченные на предметы роскоши, они больше не могли быть уплачены в казну в качестве налогов. А если деньги тратились на предметы роскоши из-за рубежа, то они вообще покидали родную экономику. Это была главная причина многих сумптуарных законов, задача которых заключалась в попытке удержать богатства граждан от растраты из-за жизни «на широкую ногу». Кроме того, если одна группа общества начинала потреблять больше, всем остальным оставалось меньше. Потому-то решение о том, как люди должны одеваться, что они должны есть и на что тратить деньги, принималось обществом и не являлось личным выбором каждого. Потребление должно было подчиняться производству. Одежда указывала на гильдию и профессию человека. Общественная стабильность требовала от людей знания своего места в иерархии и умения потреблять в оговоренных границах. Новая мода, в особенности если она приходила со стороны, становилась ударом для этого консервативного порядка. Те, кто гонялся за новыми стилями в одежде, как объяснял страсбургский закон в 1600 году, теряли «похвальную непреклонность, которая так отличала наших германских предков во всем, в том числе и в одежде»[83]. В стремлениях к роскоши подозревались как видные аристократы, так и самонадеянные выходцы из низов. Ограничения, касающиеся свадебных пиршеств, украшений, дорогих шляпок и золотых пряжек, были в конечном счете направлены на то, чтобы зарубить статусное соревнование на корню. Если бы расходы на свадьбы вышли из-под контроля правительств, дети бюргеров могли жениться позже или вообще никогда не жениться, тем самым ставя под угрозу само существование общества.

Таковы были страхи граждан того времени. Но так ли обстояли дела на самом деле? Насколько сильно смогли повлиять эти ограничения на ход истории? Очевидно, что они были не в состоянии остановить время и заморозить общество в статичном состоянии. Ремесленники начали экспериментировать со стилями и применять новые материалы, чтобы улучшить качество своего товара. Во многих частях Европы уровень жизни вновь стал повышаться, так как люди постепенно начали приходить в себя после разрушений Тридцатилетней войны. В начале XVII века, например, в Бондорфе и Герберсхайме – двух деревнях в Вюртемберге, Германия – на каждого мужчину приходилось по 3 единицы одежды, а на каждую женщину – по 12. Спустя столетие данный показатель увеличился до 16 и 27 единиц одежды соответственно. К 1800 году эти цифры выросли вдвое