, но в этом начинании есть и элемент критики самой природы предыдущего правления. Юлиан замечает, что при Констанции слово «евнух» часто упоминалось и почиталось, но при нем оно употребляется как оскорбление и упрек[355]. В речи, восхваляющей Юлиана, Клавдий Мамертин, один из консулов 362 года, напоминает о неприятной ситуации, которая существовала во время правления Констанция II, когда представители элиты, стремившиеся занять должность, должны были заискивать перед придворными евнухами из-за благосклонности к ним императора[356]. Тут сразу вспоминается главный спальничий Евсевий, и вполне возможно, что Юлиана на его действия спровоцировала неприязнь к этому конкретному евнуху. Безусловно, он в некоторой степени винил Евсевия в своих плохих отношениях с Констанцием, и этот евнух сыграл определенную роль в падении его единокровного брата Галла. Главный спальничий был одной из главных жертв судебных процессов, проходивших в Халкидоне в начале правления Юлиана. Другим императором IV века, который, по общему мнению, выступал против могущественных придворных евнухов, был Магн Максим (383–387). Военный, который пришел к власти, провозглашенный своими войсками в Британии, Максим старался стать важным политическим игроком на Западе. Сообщается, что он отказался держать евнухов в качестве стражей при своем дворе и что спальничим у него был не евнух, а старик, сопровождавший его с юности[357].

Итак, враждебные чувства по отношению к придворным евнухам могли отражаться в действиях некоторых императоров. Однако, как замечает Гюйо, их возможности обходиться без евнухов существовали пределы[358]. Несмотря на свое враждебное отношение к евнухам, Юлиан, поддерживал хорошие отношения с некоторыми из них. Например, с Мардонием, который учил Юлиана в детстве и который, как рассказывают, и привил ему любовь к эллинской культуре, в частности к Гомеру[359]. Конечно, Мардоний не был придворным евнухом, но есть случай Евферия, который был главным спальничим Юлиана во время его правления в Галлии. Этот евнух, по-видимому, оказал Юлиану важные услуги, в частности, дважды выступал в качестве его посла к Констанцию, в 357 и 360 годах[360]. Обычно считается, что Евферий оставался в хороших отношениях с Юлианом и после его прихода к единоличной власти, а Гюйо отмечает, что при нем активно действовал и другой евнух. Вудс поставил под сомнение оба эти предположения, хотя и поддерживает общий вывод Гюйо о том, что придворные евнухи не исчезли полностью во время правления Юлиана, приводя свидетельство Либания[361]. Что касается Магна Максима, то, несмотря на его заявление, когда епископ Амвросий Медиоланский прибыл в Трир в 387 году для свидания с этим императором, он встретился там с его главным спальничим, который был евнухом[362]. Как кажется, даже те императоры, которые решительно выступали против придворных евнухов, не могли полностью отказаться от их услуг. Император, которого «История августов» восхваляла за то, что он пресек влияние евнухов, также не удалил их полностью от двора[363]. Это еще сильнее подтверждает наш вывод, что евнухи были постоянным элементом позднего римского двора в IV веке, несмотря на свидетельства об определенной озабоченности той властью, которой они могли достичь.

Тот факт, что евнухи по-прежнему встречаются в качестве ключевых служителей при дворе в V–VI веках, показывает, что традиция придворного евнушества в Римской империи полностью прижилась. Несколько евнухов особенно выделились при Феодосии II (408–450). Важную роль в начале его правления сыграл персидский евнух Антиох