В то время, когда Пушкин писал восьмую главу (декабрь 1829 – сентябрь 1830), у публики, судившей об Онегине по шести напечатанным на тот момент главам (седьмая, целиком посвященная Татьяне, вышла в марте 1830 г.), сложилось устойчивое мнение, что это «пустой» и неглубокий характер, Так судили даже дружественные автору романа, умные и тонкие критики вроде И.В. Киреевского, писавшего в 1828 г.: «…негин есть существо совершенно обыкновенное и ничтожное. ‹…› Он не живет внутри себя жизнью особенною, отменною от жизни других людей, и презирает человечество потому только, что не умеет уважать его. Нет ничего обыкновеннее такого рода людей, и всего меньше поэзии в таком характере. ‹…› Сам Пушкин, кажется, чувствовал пустоту своего героя и потому нигде не старался коротко познакомить с ним своих читателей. Он не дал ему определенной физиономии, и не одного человека, но целый класс людей представил он в его портрете: тысяче различных характеров может принадлежать описание Онегина»[41].

Заявление о нежелании снова встречаться с этим «пустым» героем Пушкин сам вложил в уста читателей последней главы:

Действительно, к началу восьмой главы у нас, читателей, могли накопиться обоснованные претензии к Онегину. Мы знаем, что он разбил сердце девушки и убил друга. Знаем, что его «неподражательная странность», о которой говорилось в начале романа (1, XLV), возрастала от чтения модных литературных новинок. Знаем, что, претендуя стоять выше общества, на деле он испугался даже речистого провинциального негодяя Зарецкого, что репутация для него оказалась важнее, чем честь, а тем более дружеские чувства, что из-за его малодушия погиб благородный юный поэт. В общем, что он только «корчит чудака» и «морочит свет». Но тут-то автор, приятель и «отец Евгения»[42], как раз встает на его защиту:

Здесь мы с удивлением узнаем об Онегине нечто такое, чего прежде в нем как будто не замечали: 1) он, оказывается, имел пылкую душу; 2) был неосторожен в жизни; 3) раздражал своим умом окружающих; 4) не занимался «вздорами», которые в свете считаются важными вещами; 5) явно возвышался над уровнем посредственности.

Кажется, это какой-то другой Онегин, не очень похожий на «молодого повесу», описанного в первой главе: тот, как мы помним, просто устал от светских развлечений и любовных интриг, пострадал от русской хандры, сделался угрюмым и томным, как Чайльд-Гарольд (1, XXXVIII), и по случаю уехал в деревню. Новая характеристика куда лучше подошла бы герою другого произведения другого автора – Чацкому, умному и честному герою комедии Грибоедова. Ведь это он, Чацкий, своей пылкостью и умом оскорблял и смешил московское общество и на себе испытал его ветреность и злобу. И точно: именно с Чацким через три строфы автор и сравнивает вновь появившегося в Петербурге Онегина:

В странствиях после убийства Ленского Онегин провел три года и вернулся из них с новыми мыслями о своей жизни и самом себе. Столько же времени прошло после окончания ссылки Пушкина (сентябрь 1826 г.) до начала работы над главой о путешествии Онегина – 2 октября 1829 г. Тогда были написаны ее первые строфы, которые потом, решив исключить путешествие из основного текста, Пушкин перенес в восьмую главу: