– Фар’иль, – произнесла она, заходя в кабинет. – Ты случаем не знаешь, о чём говорили Гармавен и Потран на нашей свадьбе?

– Увы нет, – мотнул головой Фар’иль. – Я лишь помню то, что после их беседы мне рассказал Гармавен…

Мали выжидающе посмотрела на своего помощника.

– Сразу оговорюсь, что полной уверенности в том, что рассказал Гармавен было правдой, у меня нет, но… В общем, Потран попросил его съездить в одно место, находящееся недалеко от наших мест…

Мали задумалась.

Многое из того, что произошло за последние несколько дней складывалось в единую картину.

Во-первых, разговор Потрана и Гармавена на свадьбе. После этого, Гармавен стал сам не свой. Был напряжён и задумчив. Казалось, что он совсем не рад тому, что эпопея с Малином закончилась…

Во-вторых, его отъезд в Немвилль и скорое после этого исчезновение.

В-третьих, то, что он отправился в Немвилль – уже само по себе вызывало подозрения в отношении Потрана…

В-четвёртых, всё, что рассказал Миклош лишь подтверждало её мысли.

Она хотела было что-то сказать Фар’илю, когда в окно напротив неё влетел большой булыжник с угрожающей надписью: «Скоро конец настанет Вашей гегемонии, мар’прингхарка!».

Это слово Мали знала не понаслышке. Во время борьбы с захватчиками, ещё до того, как она встретила Гармавена, её так называли все те, кто не понимал смысла борьбы, кто был слишком слаб или не был готов к борьбе за свою свободу…

Оно обозначало девушку, готовую на всё ради того, чтобы достичь своей цели. Но при этом, было у этого слова и другое значение, которое обычно выражало презрение и ненависть по отношению к девушкам в частности и людям вообще. Если человек хотел выразить это слово на более современном языке он использовал эпитеты – беспринципность, жёсткость, пофигизм, эгоизм…

Многое зависело от того, в какой интонации употреблялось это слово.

В данном конкретном случае, это не сулило ничего хорошего. Вскоре все опасения Мали подтвердились.

* * *

Лоренгор Моргуни внимательно посмотрел на меня. Мне казалось, что он «прощупывает» меня насквозь с целью понять, действительно ли я тот, за кого себя выдаю. Видимо, удостоверившись, что я «чист», он удовлетворённо кивнул.

– Итак, Гармавен де Гленд, – произнёс он. – Нам нужно поговорить о многом. Во-первых, что привело тебя на Далёкие острова?

Он замолчал. Забавно, это была вовсе не беседа спасённого правителя и спасшего его пленника. Нет, это был самый что ни на есть допрос. Возможно, что сам лоренгор и не догадывался, но я чувствовал его волнение, с помощью синего тумана я смог «увидеть» или, скорее даже, «прочувствовать» стоявших за дверями каюты вооружённых людей – стражников его лоренгорской милости.

– Меня направил сюда Потран де Муассирт, король Эвергленда. Его целью, как он мне заявил, было желание установить тёплые добрососедские отношения между нашими государствами…

Лоренгор расхохотался.

– Совершенно верно. Узнаю старого Потрана – всё такой же обманщик, как и раньше. В лучшие наши годы…

Должно быть недоумение застыло на моём лице, так как лоренгор усмехнулся и проговорил:

– Вижу, что для тебя это в новость? Хорошо, я расскажу тебе всю эту историю, Гармавен…

Однажды, давным-давно, в пору юности Эвергленда, Далёкие острова, как впрочем и все земли вокруг Континента принадлежали единому королевскому дому Муассиртов и Моргуни. В то время, о котором я расскажу тебе правителем страны был дед нынешнего Потрана, некий Протрасон IV.

Он был мудрым и дальновидным политиком и прекрасно понимал, что рано или поздно, всё мирное сосуществование окончится. Семья Моргуни начинала недолюбливать Муассиртов.