Отец в притче позволяет сыну на собственном опыте почувствовать разницу между отчим домом и всеми прелестями самостоятельной жизни вдали от него. Сын не останавливается на получении надлежащей ему части и идет дальше, делая следующий опрометчивый шаг – он продает свое наследство. Слова «собрал все» сегодня мы могли бы перевести как «продал все имущество». В культуре той эпохи это было совершенно немыслимо – ни один находящийся в здравом уме человек никогда не продал бы землю, которая принадлежала его семье. Однако сын, не заботясь о том, как его эгоизм отразится на домашнем хозяйстве, берет треть всех семейных ресурсов и уходит из дома – чтобы наконец-то пожить, как ему хочется. Продажа имущества показывает, что он не собирался возвращаться; совершенно самостоятельный и уже «похоронивший» отца, он порвал со своим прошлым. Сегодня мы живем в другой культуре: большие семьи, в которых под одной крышей жили несколько поколений, практически исчезли. Молодежь стремится как можно раньше покинуть родительский дом, чтобы жить самостоятельно. Однако две тысячи лет назад такой не мотивированный никакими внешними обстоятельствами уход воспринимался как вызов, как плевок в лицо – не только отцу, но и всем окружающим. Этот уход от добродетели ко греху зачастую незаметен, но именно в этом заключается его опасность.

Пустыня Негев занимает около 60 % территории современного Израиля. Вероятно, во время исхода из Египта евреи проходили через эту пустыню на пути в Ханаан.

Святитель Григорий Нисский пишет: «Гнусное лицо порока раскрашено разными, хотя только наружными, но соблазнительными красками. Он представляет себя не под видом зла, а как будто добра, он обещает великие наслаждения, удовольствия, выгоды. Он готов тотчас эти обещания исполнить, как только кто им поверит. А чтобы его хитрость была удачнее, он свою соперницу, то есть добродетель, представляет в виде угрюмом, жестоком, тяжелом. И обещания ее ставит под сомнение: они или не сбудутся никогда, или если и сбудутся, то не скоро, и плоть уже изнурится подвигом, и дух утомится от ожидания. Лучше, дескать, пользоваться настоящими выгодами, сразу получаемыми, чем теми, которые еще остаются в надежде, да и требуют великого терпения, да и вообще сомнительны. Вот прельщения порока, вот его подлоги и искушения! Так мы и привлекаемся ко греху, так и уклоняемся от добродетели!»

Сын собирает деньги и уходит из жизни отца, как можно дальше от дома, от таких до боли известных и наскучивших ему окружающих «в далекую страну» – яркий пример ребенка, бунтующего против родителей. Вероятно, сердце отца было разбито его уходом, вероятно, он пролил много слез из-за безрассудного поведения сына. Бог, любящий Отец, также позволяет нам уйти из состояния богообщения, но этот шаг разбивает Его отеческое сердце. Кого представляет младший сын – людей, которые сотворены по образу и подобию Божию, но живут так, как будто Бога не существует, или христиан, которые пребывали в особых сыновних отношениях с Ним, но, оставив Его, ушли в дальнюю страну греха? Наверное, этот образ применим и к тем, и к другим, но во втором случае плоды ухода из отчего дома намного горше.

В дальней стране младший сын получил совсем не то, чего ожидал. Она пленила его свободой, а достаточные средства давали молодому человеку возможность выбрать образ жизни по душе. Может быть, он сразу открыл там «свое дело» или вложил деньги и получил прибыль, доказав, что он взрослый и может правильно распорядиться своей жизнью? Нет, притча говорит, что он «расточил имение свое, живя распутно». Греческое слово, переведенное на русский язык как «распутно», означает «неправильно», «разнузданно», «дико». Едва ли молодой человек ушел так далеко, чтобы бездарно потратить деньги на разгульные вечеринки, музыкантов, танцовщиц, вино и прочие утехи; наверное, у него были какие-то планы, стремления, принципы. Вероятнее всего, он начал с малого, сперва отпраздновал первый глоток свободы, а она с каждым вдохом пьянила его больше и больше, и кутежи пошли бесконечной чередой. Глядя со стороны, легко осудить младшего сына и сказать: его ошибки очевидны, разве он не сознавал безрассудности своего поведения? Однако у каждого из нас в жизни были моменты, оглядываясь на которые мы недоумеваем: неужели это был я? неужели я не видел того, что делаю? Но мы нередко не осознаем своих поступков, поскольку свобода оборачивается новым рабством греху, который кажется привлекательным и безобидным.