– Также, у нас полагается давать чаевые, – терпеливо добавила бесстыдница, – вы можете дать мне одну фишку, если вам понравилось моё обслуживание.

Священник протянул девушке фишку; та с проворностью белки схватила её, спрятала в нагрудный карман кружевного передника и, поблагодарив отца Генри со свойственной ей фамильярностью, удалилась.

Отец Генри допил солёный сок, осмотрелся и поднялся со своего места, направившись к полноватой блондинке в строгом брючном костюме; своим видом и манерами она была похожа на менеджера. Тем более нелепой казалась её татуировка, выглядывающая из-под воротника, – когтистая лапа какого-то зверя. Подумав об этом, священник содрогнулся. Похоть привела его в это грешное место, где в дьявольском красном свете даже из-под воротника единственной здесь одетой женщины выглядывает Враг. Блондинка разговаривала по телефону и, встретившись глазами с отцом Генри, знаком показала ему: «минуточку!» Он остановился, присел на краешке дивана и погрузился в молитву. Ему показалось, что он почувствовал подобие ответа. Словно, тихий, спокойный голос внушал ему: «Пути неисповедимы». Наконец, блондинка наговорилась и сама подошла к отцу Генри.

– Чем я могу вам служить, сэр? – спросила она с участием сиделки в доме престарелых.

– Я бы хотел поменять вот это на деньги,– ответил отец Генри и протянул ей фишки.

– К сожалению, я не могу вам в этом помочь, сэр. Вон там, – блондинка протянула вдаль полный указательный палец, заканчивающийся алым когтем, – написаны наши правила. Мы даём сдачу только фишками, которые нужно потратить в нашем клубе. Сколько там у вас?

– Девяносто, – в голосе священника слышалось смирение.

– Прекрасно. Это целых четыре обычных танца и один танец у стола.

– Вы могли бы рассказать подробнее, что всё это значит?

– Лучше один раз почувствовать, чем десять раз услышать, мой сладкий, – блондинка поманила когтем маленькую девушку в белом бюстгальтере и клетчатых трусиках, – Джинни! Этому джентльмену требуется тур по заведению и очаровательный танец. Похоже, он у нас впервые, – она вновь повернулась к священнику, – сэр! Запомните. Девушек трогать нельзя. Это правило.

Джинни было всего восемнадцать, но она воображала себя умудрённой дамой лет сорока пяти. Говорила она удивительно низким голосом, и тоже постоянно вставляла фамильярное обращение «мой сладкий», которое вызывало раздражение у отца Генри.

– Пойдём сюда. Я станцую для тебя за двадцатку, – Джинни приняла четыре фишки, положила их в маленькую сумочку, висящую у неё на бедре и властным движением усадила священника на диван. У него тут же пересохло в горле. Джинни совершенно ему не нравилась. Она вела себя развязно, но её личико было совсем детским. Что должно было произойти в её жизни, чтобы она оказалась здесь так рано? Каким было её детство, если, едва оперившись, она упала на дно?

От маленькой Джинни пахло сигаретами, дезодорантом и немного потом.

– Послушай. Если ты не расслабишься, у нас ничего не получится. Положи руки на диван. – Джинни посмотрела ему в глаза и начала танцевать. Сначала она извивалась возле него, показывая своё юное, очаровательное тело. Она поворачивалась спиной, демонстрируя две умилительные ямочки на пояснице. Потом она вдруг села к святому отцу на колени и принялась тереться об его ширинку, одновременно обнажив смелый сосок и касаясь им носа священника. От Мэтью-Жеребца не осталось и следа. Джинни не только не возбуждала его, она ужасала. Неугомонная девушка встала перед ним на колени и начала водить головой по тому месту, где она привыкла чувствовать каменное, налитое кровью возбуждение. Мучительные три минуты истекли, ди-джей сменил песню. Джинни села на диван рядом с отцом Генри и закурила.