Ева поднялась. Она была еще миниатюрней, чем показалась мне с первого взгляда, – едва доставала мне до плеча.

– Где я сплю? – спросила она, глядя мимо меня.

– Вы можете остаться в спальне, в которой уже расположились. Я переночую в комнате для гостей. Но если вы не хотите ложиться прямо сейчас, я был бы рад вашему обществу.

– Я хочу лечь. – Она направилась к двери.

Когда она ушла, я пробормотал:

– Пойду узнаю, не нужно ли ей чего-нибудь. – И вышел из гостиной, прежде чем Барроу успел вымолвить хоть слово.

Ева стояла около электрического обогревателя, закинув руки за голову, потом потянулась, зевнула, но заметила в дверях меня и, окинув оценивающим взглядом, поджала губы.

– У вас есть все необходимое? – спросил я, улыбаясь. – Вы точно не голодны?

Она засмеялась. Я подозревал, что она поняла, почему я так беспокоюсь о ее удобстве. Это было бы кстати, потому что позволило бы сэкономить время и обойтись без ненужных ухаживаний.

– Ничего не надо… спасибо.

– Как скажете, но мне хотелось бы, чтобы вы чувствовали себя комфортно. Вы первая женщина у меня в гостях – событие в некотором смысле знаменательное. – Я понял, что совершил ошибку, как только закончил говорить.

Ее глаза перестали смеяться и снова стали холодными и настороженными.

– В самом деле? – хмыкнула она, подходя к кровати. Из чемодана она вынула розовую ночную сорочку и аккуратно повесила на стул.

Она знала, что я солгал, и выражение ее лица говорило, что этого она и ожидала. Я почувствовал раздражение.

– В это трудно поверить? – поинтересовался я, шагнув через порог.

Она затолкала разбросанные по кровати вещи в чемодан и поставила его на пол.

– Трудно поверить во что? – спросила она, направляясь к туалетному столику.

– Что здесь не было женщин?

– А какое мне дело до того, кто у вас здесь бывает?

Разумеется, она была права, но ее безразличие меня задело.

– Ну если так ставить вопрос, то, разумеется, никакого, – ответил я, подавив обиду.

Она поправила волосы и внимательно вгляделась в свое отражение, словно забыв о моем присутствии.

– Дайте мне мокрую одежду, – предложил я. – Я повешу ее в кухне сушиться.

– Я справлюсь сама. – Она порывисто отвернулась от зеркала и плотнее запахнула на себе пеньюар. Морщинки над ее переносицей углубились, придавая лицу хмурый вид. Но, несмотря на свою некрасивость – а с этим безучастным выражением лица она совсем не походила на красавицу, – Ева казалась мне все более интересной.

Она перевела взгляд с меня на дверь. Ей пришлось проделать это дважды, прежде чем я понял, что она без слов велит мне уходить. В моих отношениях с женщинами такого раньше не случалось, и этот опыт не доставил мне удовольствия.

– Я хочу лечь… если не возражаете, – сказала она и отвернулась.

Ни тебе изъявлений благодарности, ни извинений по поводу того, что заняла мою комнату, – просто холодный, хорошо рассчитанный отпор.

Когда я вернулся в гостиную, Барроу наливал себе очередную порцию виски. На обратном пути к креслу он уже заметно пошатывался. Усевшись, он остановил на мне мутный взгляд и недобро прищурился.

– Выброси ее из головы, – внезапно выпалил он, ударив кулаком по подлокотнику. – Хватит. Ясно тебе?

У меня челюсть отвисла от удивления.

– Это вы мне? – процедил я, взбешенный тем, что он посмел говорить со мной в таком тоне.

Его раскрасневшееся лицо слегка обмякло.

– Оставь ее в покое, – пробормотал он. – На эту ночь она моя. Я знаю, что́ у тебя на уме. Но дай мне кое-что сказать. – Он подался вперед, шлепая отвислыми губами, и наставил на меня короткий толстый палец. – Я ее купил. Она обошлась мне в сотню баксов. Слышишь? Купил! Так что руки прочь.