Перед расставанием, Степан, желая выставить себя храбрецом, а заодно подшутить над Марьей, решил подарить ей «трусы верности» (рассказали ему образованные люди про рыцарский оберег из древности). Сшиты они были из… старой, лоснящейся от коровьего жира, кожаной торбы, в которой Степан хранил свою лучшую колбасу. Форма «трусов» была… необычна. Скорее, это напоминало груду свалявшейся шерсти, обмотанную ремнями, с прорезями для ног, украшенными ржавыми гвоздиками.

– Носи, голубушка, – проговорил Степан, с трудом сдерживая смех, – пока меня не будет! В этих-то «трусах» тебя ни один дьявол-казак не соблазнит! Да защелкнул замочек железный, а ключик в кисет дорожный спрятал. Марья, сначала онемев от ужаса, потом расхохоталась, до слёз.

– Степан, ошалел, что ли! В этих-то «трусах» я и ведро с водой поднять не смогу, не то, что казака приветить!

И вот, отправился Степан на войну, оставив Марью с её «трусами верности». Шли дни, как слезы навзничь, шли недели, как скупые рубли в кармане, шли месяцы, словно года засушливые. Вестей с войны приходили разные: то о победах громких, то о потерях горестных. Сердце Марьи то билось, как птица в клетке, то тосковало, словно заблудшая душа. Она ждала Степана, но не без иронии, глядя на свои «трусы верности». В станице жил казак Егор – на вид тихий да скромный, а на деле – хитрец закаленный. Он давно уже положил глаз на Марью. Прознав, что Степан "защитил" её такими "трусами", Егор задумался: как обойти это "крепостное" сооружение.

И вот, Егор придумал план, хитроумный, как лисья нора. Коль нет сил трусы разомкнуть, разомкнет он печаль Марьину, а там, как сладится, так и будет. Стал Егор похаживать к Марье, по хозяйству подсобить, дров нарубить. Тишь-тишью, а на зад Марьин поглядывает. Марья гнать – не гнала его, привечать – не привечала, но тоже поглядывала на ладного и старательного казака.

И настал случай, зашел Егор в хату воды после работы попить. Присел за стол казак, Марья воды в чашку плеснула, подает рушник утереться, да сама на колени ему прыг… И заерзала… Пощупал Егор зад пухлый казачки – нет никаких «трусов верности», вообще ничего нет под юбкой… А Марья оглаживает его, руки парня сами под юбку полезли. А Марья уж сама заголилась и штаны с Егора стягивает.

– А где ж «трусы-то»? А Марья зубы скалит: – Дык, я в первый же день все ремни перерезала, как Степку проводила… Встречи их были тихи и волнительны, как шепот ветра в степи ночной. Егор был мил и обходителен, в отличие от своего грубоватого соперника Степана.

Когда же Степан вернулся, он, словно петух победоносный, начал было рассказывать о своих подвигах. Но Марья, с улыбкой озорной, показала ему аккуратно сложенную поленницу нарубленных дров и "трусы верности", валяющиеся в сарае.

Про Егора она ему не сказала, да другие люди поведали. Степан было потянулся за плетью, наказать жену, да она опередила его – кочергой огрела. Уехал Степан из станицы. Не сберегли «трусы верности» жизнь супружескую.

Так-то! Не надо полагаться на пустые обереги, а верность – это не запертые двери, а чистое сердце. А ещё, жизнь полна нежданных поворотов, и иногда даже дрова, да война могут сыграть ключевую роль в любовных приключениях.