Но я не мог перестать представлять себе, как Холмс лежит на этом продавленном диванчике в своей лаборатории, томно прикрыв лицо одной рукой, а рядом валяется пустой пластиковый пакетик. От этой картины мне скрутило живот – ее глаза неестественно блестят, лоб покрыт испариной. И тут в дверях появляется Добсон, говорит свои мерзости.

Как это произошло? Она вырывалась?

Мое дыхание участилось, как на пробежке. На секунду я задумался. Лицо Добсона. Пустой мешочек. Я со всей силы врезал кулаком по стене.

В коридор выглянул отец.

– Джейми, – сказал он тихо, и это переполнило чашу.

Слезы для меня – последнее дело. Дракой ничего не решишь, это я понимаю, но чем слезы лучше? Мгновенное облегчение, которое лично у меня всегда сменяется жаркими волнами стыда и беспомощности. Ненавижу это. Что угодно, только не беспомощность.

Думаю, в этом мы с Холмс похожи.

Промелькнула мысль, что сейчас отец обнимет меня, как обнял ее, но он просто положил руку мне на плечо.

– Это хуже всего, правда? – спросил он. – Чувство, что ты ничем не в силах помочь.

– Я не убивал его, пап, – сказал я, со злостью вытирая лицо. – Но хотел бы.

– Не вини ее, – сказал отец. – Думаю, она и сама прекрасно с этим справляется.

Я отшатнулся.

– Мне бы и в голову не пришло винить Холмс. Это не ее вина.

На это отец с грустью улыбнулся:

– Ты хороший человек, Джейми Ватсон. Твоя мать правильно тебя воспитала.

Нет, только не это, не сейчас. Похоже, отец все понял по моему выражению лица. Я ждал, что он будет уговаривать меня поехать к нему домой – после всего случившегося было бы логично, – но нет.

– Приезжай на ужин в следующее воскресенье, – сказал он вместо этого. – Вместе с Шарлоттой. Уверен, мясной пирог ты не разлюбил.

Причин отказываться вроде как не было, и, пока я пытался их придумать, он добавил:

– Нас будет только трое.

Значит, без его семьи. Неожиданно для себя я кивнул.

Детектив Шепард вышел в коридор, сопровождая побледневшую Холмс. Она была натянута как струна, но по-прежнему невозмутима. Я отдавал должное ее выдержке, но все равно хотел бы оказаться от нее как можно дальше.

– Ну, тогда до следующего воскресенья, – сказал отец, взглядом предостерегая детектива от дальнейших расспросов.

Шепард постоял с минутку в неловком молчании:

– Никто из вас не должен покидать город, не предупредив меня. Потом еще поговорим. – И он стал спускаться по лестнице вслед за моим отцом.

Мы с Холмс уставились друг на друга.

– Ты плакал. – Голос еще более хриплый, чем всегда. Рука неуверенно потянулась к моему лицу. – Почему?

Мне хотелось наорать на нее. Я же не робот. Я не могу отключить свои эмоции, и, как бы она ни притворялась – этот безупречный вид, эта манера четко выговаривать слова, – я знал, что и она не может. Они будоражат ее где-то очень глубоко, и мне хотелось увидеть их, силой вытащить наружу.

Как будто у меня было на это право.

Но я просто накрыл ее холодную руку своей:

– Я не буду принуждать тебя говорить об этом, – сказал я.

– Да, – ответила она, убирая руку. – Не надо.

– Ладно. – Я глубоко вдохнул, чтобы прийти в себя. – Ты отдала ему то, что спрятала в карман? Ту пробирку?

– Да.

Будто клещами тянуть приходится.

– Не хочешь рассказать, что в ней было?

Шарлотта посмотрела на меня оценивающе.

– Ватсон, – сказала она, – похоже, нас подставили.

Миссис Данхэм заявила, что не выпустит нас, если мы не пообещаем первым делом обратиться в медпункт. Я до крови разбил костяшки ударом об стену, пальцы посинели и распухли. Холмс заверила, что мы так и сделаем, и терпеливо сидела рядом, пока меня осматривала медсестра.

– Ты к нам зачастил, – хмыкнула она, протягивая мне бинты и пакет со льдом.