Ляля ждёт в маленьком парке напротив общежития… А я всё пытаюсь сейчас понять: откуда эта Ляля взялась? Почему я вспоминаю лицо проводника, который вёз меня давно в поезде Ленинград – Севастополь. Он растапливал углём печку подолгу, язычески всматривался в недра очага. По его распахнутой безволосой груди летал орёл и нёс в когтях обнаженную женщину с чудовищно большой грудью. От плеча к плечу проводника плакатными буквами была сделана надпись: «Ляля, буду любить вечно». Я описал татуировку? В плацкартном вагоне до утра зычно пели два пьяных демобилизованных солдата, кричал младенец. А в моём юношеском воспалённом сне, тряском и жёстком, долго-долго склонялась надо мной Ляля, касаясь чем-то безмерным и мягким моих полураскрытых век. Может быть, она искала того, у кого на груди было такое неслыханное обещание? Женщина моих юношеских снов в ту ночь была именно Лялей. Конечно, она была в поезде, потому что нельзя устоять перед соблазном вечной любви. Я слышал, как из купе проводника доносился шальной женский смех, как потом наступала тишина, полная напряженного смысла. В ту ночь я впервые узнал всё о своей предстоящей жизни. Я увидел сквозь сон свою жизнь, далекую явь, с помощью неведомой силы, как иногда в детстве уже видел свою старческую немощь, ещё не понимая, что она была моя. Да, именно из того юношеского сна течёт ручеёк этой пьесы. Я лежал до рассвета на самой высокой третьей полке, на грязном матраце, и нёсся над чёрной, озарённой станционными огнями землёй. Я смотрел за окно, впервые увидев землю, на которую кто-то послал меня жить.
В комнате остались Инна и Чмутин.
Чмутин. Как начинается сессия, так пошло-поехало. Гульба!
Инна. Какая гульба? О чём ты?
Чмутин. Ладно, не прикидывайся! Всё второпях! В потёмках!
Инна. О чём ты? Можно яснее?
Чмутин. Всё ясно. Гнать тебя надо было с первого курса.
Инна. Кто приезжает с направлением – тот или дурак, или карьеру делает. Но чтобы и то, и другое в одном человеке…
Чмутин. С вами сделаешь!
Инна. Что ты лезешь к нам?!
Чмутин. Ляля из-за тебя испортилась.
Инна. Плохо ты её знаешь, ой плохо!
Чмутин. Она такой раньше не была.
Инна. Не знаю, какой она была раньше. И знать не хочу. А ты хитрый человек, Ванечка.
Чмутин. Это ты при себе оставь. Хитрый я или нет.
Инна. Когда женщина стоит, нельзя разговаривать с ней сидя. Вставай, Ваня. Иди.
Чмутин. Тоже мне, женщина! Не смеши хоть.
Инна. Пойдите вон!
Чмутин. Я пойду и приду с комендантом.
Инна. Не надо собирать мусор по углам, а то о тебе ребята плохо подумают. А здесь был комендант. Выпил с нами. Так что тебе надо идти в деканат. Глядишь, и повышенную выходишь…
Чмутин. Куда она ушла?
Инна. Куда? Ты хочешь уточнить, где она будет ночевать? Я не знаю всех её знакомых. Когда она не приходит сюда, то мне никто не сообщает, где и с кем она спит.
Чмутин. Язык у тебя, как у бешеной собаки.
Инна. Иди отсюда, мне спать пора.
Чмутин. Спи.
Инна. В женских комнатах в это время находиться запрещается.
Чмутин. Это я и без тебя знаю.
Инна. Что ты расселся? Я раздеваться буду.
Чмутин. Раздевайся. Охота мне на тебя смотреть!
Инна. Уйдёшь ты или нет?
Чмутин. Спи.
Выходит. В дверь тихо и воровато стучат. Инна не открывает, прислушивается. В комнату просачивается Йорик.
Йорик. «Я здесь, Инезилья, стою под окном…»
Инна. Я же просила тебя не приходить! Меня и так все склоняют. Там Чмутин в коридоре! Ты видел его?
Йорик. Видел.
Инна. Он что-нибудь сказал?
Йорик. Нет.
Инна. Сейчас он позовет сюда коменданта, вот увидишь.
Йорик. Комендант мёртв. Он до утра не воскреснет. Товарищи из студкома положили его в бельевой. Нюра не пустила мужа. Она била его сковородкой… Большая такая сковородка. Чугунная. Товарищи из студкома отгоняли первокурсников. Вахтёр пел песню: «Кто тебя выдумал, звездная страна…» Трогательная сцена, правда?