Укутанный в кому, мозг находился в поисках решения. Душа рвалась наружу, сознание хотело проснуться, но раненое тело не давало возможности вернуться в реальность. Запертый в материальной оболочке, Виктор Дмитриевич впадал в безнадеждие, метался в лабиринтах памяти. Иногда он забывал, что видит вовсе не реальность, иногда ему, наоборот, казалось, что это всего лишь воображение играет с ним злую шутку, а сам он спит и видит сон. А что, если Лена погибла и он всего лишь придумал себе, что общается с ней? Это пугало.
Он должен ее увидеть! Убедиться, что она жива и невредима, и заставить себя прожить еще хоть немного, пока не найдет выход!
И тут случилось необычное: профессор обнаружил себя посреди комнаты, хотя его тело по-прежнему находилось на больничной койке. Он почувствовал свободу, легкость, даже невесомость. «Может, уже умер? – присматриваясь к лежащему „киборгу“, – подумал Виктор Дмитриевич. – Нет, еще жив… Кажется, это выход в то самое астральное измерение, о котором я упоминал в своих трудах. И это произошло со мной. В теории я знал многое о нем, но теперь вижу немного иначе… Напоминает то состояние, когда находился в глубокой медитации»
Взглянув еще раз на свое «бесхозное» тело с воткнутыми в него трубками, он стал перемещаться вокруг него, дабы не потеряться и не оторваться от самого себя, то есть своего физического обличья.
Она лежала в кровати, обреченно глядя в потолок. Тени уходящего дня, как и лучи вечернего солнца, скользили по палате, пронизывая вазу с цветами, которая красовалась на тумбочке. Интересно, кто принес букет алых роз? Очевидно, тот, кто знает, что это ее любимые цветы. Она не помнит, какие были ее любимые цветы, но эти розы были прекрасны, а значит, любимы и в прошлом.
Стало практически темно. Здешние, неродные, сумерки – самое страшное, непонятное время суток, где рождаются тени – такие же чужие, кажущиеся ожившими.
Внезапно Лена ощутила движение где-то в углу комнаты. Нет, это было не движение, а едва уловимая пульсация энергии, дуновение ветерка, легкое давление. Сердце бешено заколотилось. Она, не отрываясь, смотрела в этот угол: почудилась ли ей некая безликая сущность или то была просто тень? Явно начали проступать плавающие очертания человека, даже не по фигуре, а энергетически напоминающие ее отца.
«Нет, только не это!» – Лена часто заморгала, тщательно протерла глаза: он теперь всюду будет ей мерещиться… Обычно ей являются те, кого совсем недавно не стало или кто вот-вот уйдет из жизни… Дыхание сперло от ужаса. Тень качнулась и, казалось, придвинулась ближе. Тут вошла медсестра с лекарством и включила свет. Туманный силуэт отца исчез, и Лена с облегчением выдохнула.
Боль, которую испытывала дочь, передавалась профессору с трехкратной силой, и его сознание отчаянно искало способ помочь ей. Виктор Дмитриевич вдруг ясно понял, что сам он уже вряд ли вернется в реальность. Пусть так, но дорогую, горячо любимую дочь надо вывести из критического состояния, причем срочно! Сейчас, пока мозг еще жив. Но как?
Те далекие молчаливые уроки с Шаманом, у которого он учился медитации и концентрации, не прошли даром: невероятным усилием воли он появился в ее палате. Довольно долго смотрел на дочь, пока она каким-то неведомым современному городскому человеку чутьем не засекла его тень. Он двинулся к ней, хотел поддержать, обнять, сообщить, что он рядом, но она испугалась.
«Я должен ей помочь, сделать так, чтобы она ходила, жила, наслаждалась каждым новым днем. Я должен избавить ее от боли». И вдруг его осенило: Шаман! Конечно же, древний, но не стареющий всемогущий Шаман – вот кто сможет поставить ее на ноги! Шаман живет в сфере вездесущего Духа, и для него не существует расстояний. Он пытался наделить способностью оказываться в любом нужном месте и профессора, и тот, похоже, оказался способным учеником. Или это дело рук самого Шамана? Как бы то ни было, сознание профессора переместилось в далекий Хайдакхан, который на сей раз оказался совсем близко.