– Ебаный в рот!

Что было потом? Парк развлечений. Что они там делали? Вероятно, забравшись в щиток, включили подачу энергии и на халяву катались на аттракционах. Они веселились, а потом увидели карусель.

…Карусель с трупами гномов пульсировала сатанизмом. Целостность мыслей, эмоций и действий нарушилась, стоило Ориону только посмотреть на нее.

Он ощутил чьи-то зубы у себя на шее. Мир перед глазами погрузился в туман.

Орион опускался на морское дно. Он утопал. Темная бездонная впадина засасывала его разум, притупляя рассудок. Мегапузырь лопнул. Прямая кишка протекла, и Кассиопейский окончательно потерял сознание…

Мускулистый водитель в обтягивающей футболке и черных очках держится одной рукой за руль. Он ведет белый с золотым капотом и багажником Rolls-Royce, на заднем сиденье которого сидит парень лет 26. Он, положив ногу на ногу, задумчиво, слегка мечтательно смотрит в окно. На его голове белая кепка с эмблемой кулака, сжимающего зеленый доллар. Одет он в специально сшитый лично для него спортивный клетчатый костюм в стиле «Джентльменов» Гая Ричи.

– Андрей Викторович, проехали церковь, – сказал водитель, которого звали Антон.

По лицу Андрея пробегают тени лесопосадок, как во время перехода через многоярусный гипермир. Ему на лоб падает тень креста, и он невольно морщится.

– Первый поворот налево, дальше прямо, – сказал Андрей, потирая лоб. Он оторвал взгляд от проносящегося на скорости скучного пейзажа за окном и расслабленно раздвинул ноги. – К моему пентхаусу!

К пентхаусу вела разбитая в хлам дорога. Когда она закончилась, Андрей чувствовал, что его кишки перемешались в брюшной полости и теперь стоят не на своих местах. Он отчитал водителя за неаккуратную езду, хотя они оба понимали, что вины Антона в этом нет, и Войтович покинул салон Rolls-Royce, ступив белыми импортными кроссовками в вязкую грязь.

– Чёрт! – сказал Андрей. Он, скривившись в лице, посмотрел на свою испачканную обувь, которая стоила почти столько же, сколько автомобиль, на котором он сюда приехал. – Какое отвратительное место!

Дом дяди, Бориса Войтовича, выглядел как место для устраивания саботажа против самой жизни. В таком особняке могла бы жить семья нацистов, убивающая ради забавы. Эта семейка ставила бы эксперименты на пойманных жертвах, разрезая и кромсая тела с все еще бьющимися сердцами.

– Не мог построить дом в более чистом месте? – сказал Андрей, направляясь к главным дверям.

Войдя внутрь особняка, Андрей встретил множество незнакомых ему лиц. Он увидел своих многочисленных родственников, о существовании которых не подозревал до сегодняшнего дня. Одетые в траур люди, которых он, впрочем, за людей не считал, прибыли в поместье его дяди с той же целью, с которой прибыл он. За наследством, которым кому-то придется распоряжаться.

– Что за уроды, – сказал парень, вытирая грязь с кроссовок, шаркая ими по поверхности коврика.

Андрей считал, что единственный наследник – это он. Но падальщики в человеческом обличье, которые выглядели и разговаривали очень мило, на самом деле скрывая за маской доброжелательности свою подлую гримасу (основные составные части которой: голодные глаза и покусанная нижняя губа), находились в этом доме явно не по велению шестого чувства, а по звонку адвоката, который распоряжался завещанием дяди.

– Что они здесь делают? – спросил парень, схватив адвоката за руку. Его звали Григорий Ганц, и он разговаривал с какой-то полной дамой, лицо которой было скрыто черной вуалью, у большого экзотического цветка. – Кто они? Ты кто?

Андрей посмотрел на полную женщину. Та возмутилась, ее пухлые щеки надулись еще сильнее, это было видно даже за черной пленкой. Вуаль должна была скрывать ее слезы, которых никогда не будет на этом мероприятии. Слезы, которые даже не собирались приходить.