Здание худфонда. Табличка «Костромская организация Союза художников». Дверь, узкий коридор, деревянная лестница на второй этаж, коридор, небольшой кабинет, стол, стулья вокруг него.


Сергей Румянцев (на полумиксе):

– Мы с супругой посидели примерно час…


Виктор Катков (на полумиксе):

– Я помню, он, значит, засобирался… Вечером было, семь-восемь вечера… Он был нормальный. Я: «Может вас проводить?» Он: «Нет, нет, я один. Тут рядом»… Тем более он был совершенно нормальный… Такой какой-то очень молчаливый был…


Виктор Игнатьев (на полумиксе):

– Николай вышел из троллейбуса, перешел дорогу, зашел в «Океан», взял вина и почему-то поехал автобусом за Волгу. Не троллейбусом, а автобусом. И вышел тут же сразу на остановке, которая первая у моста. И почему-то оказался внизу, у Волги, где-то там строения, где рабочие, тем более зимой рабочих и не могло быть. Он там распил с кем-то одну из бутылок, вторую он оставил этим рабочим…


Сергей Румянцев:

– Звонит мне Смирнов Герольд Васильевич, брат Мирошниковой: «Сережа, ты знаешь, беда…» Я спрашиваю: «Какая?» «Коля-то замерз Шувалов…» Вот…


Автопортрет «Час пробил!».

Голубь на перилах балкона мастерской Сергея Румянцева.


Сергей Румянцев:

– И у меня дочка, Марина: «Папа, я его видела вчера, в часов десять вечера. Он выходил из троллейбуса, у моста, пьяный, что-то с кем-то спорил…» Она даже запомнила фразу: «Вы не компетентны». Вот все…


Виктор Игнатьев:

– На утро, двадцать пятого января, в Татьянин день, на лыжне его нашел лыжник. Он лежал на спине уже совершенно замерзший…


Текст сначала на черном фоне, потом на фоне лилово-красной полосы заката морозного дня и сиренево-серых облаков.

«Лыжню во многих местах перемело снегом. Сугробы были жесткими, плотными. Ветер не утихал. Причудливые сиреневые облака неслись по краю неба…»

7

Съемка с обсуждения выставки 1980 года. Шувалов что-то говорит.


Голос за кадром:

– Для многих такой вот трагический исход Шувалова был полной неожиданностью. Но для него самого смерть, скорее всего, была предрешена.


Худфонд. Художник Николай Смирнов.


Николай Смирнов:

– «Я, – говорит, – жить не хочу». Я говорю: «Чего, чего ты придумал? Ты большой человек, нужен Костроме, нужен России». В таком смысле был разговор. То, что он решил, это уже было предопределено. А потом, он искал повод, а повод всегда находится…


Кадры с обсуждения выставки в 1980 году. Шувалов что-то говорит.


Голос за кадром:

– Сам Николай Шувалов, если в беседах затрагивалась тема исхода, был убежден, что смерть – это переход из одного состояния в другое.


Работа Н. Шувалова «Портрет матери».


Голос за кадром:

– Он не признавал бесследного исчезновения человека, его внутреннего мира или, как принято говорить, души. И, возможно, в ту январскую ночь он решил сам, не дожидаясь срока истечения своей жизни, переступить черту, разделяющую две стороны бытия.


Автопортрет «Моему другу…»

Первый «Автопортрет с бабочкой на плече». Наезд на бабочку.


Голос за кадром:

– Что ему снилось в том последнем сне? Лица людей, замыслы новых работ, звуки музыки? Никто и никогда этого не узнает.


Бабочка словно срывается с плеча и уносится вверх, в черное пространство.


Голос за кадром:

– Разве что бабочка, которая, вспорхнув с плеча в пространство космоса, унесла на своих крыльях его тайну.


Текст на черном фоне:

«Его нашли замерзшим на лыжне холодным, ветреным январским утром…»


Табличка на столбе: «Остановка Пантусовская».

В черно-белом негативе:нижние ветви дерева с трепещущими листьями;качающееся, словно палуба корабля, поле;«перечеркивающие» друг друга стебли травы; одинокие стебельки на фоне неба.