Да, теперь уже было ясно – это какой-то глубокий гипноз. Карпульный шприц будто протыкал не ткань десны, а саму душу, проникал внутрь, а затем совершал обратный ход – и вытаскивал всё содержимое. Эффект, невидимый глазу, но сравнимый, наверное, с целым стаканом водки, если мерить какими-то простыми вещами. Ведь они оба – что Попов, что Оксана – стали сразу рассказывать о самом больном, сняв с себя всю шелуху за секунду. Удивительно! И, похоже, таких уколов в холодильнике ещё восемнадцать – именно это занимало её больше всего. Как поступить – сообщить обо всём, остановиться, пока не поздно? Или её и сейчас в чём-то можно уже обвинить? С Поповым вообще всё вышло естественно. Только беседа с Данилиной представляет опасность – запись с камеры в кабинете покажет, что она начала разговор, явно видя, что пациентка уснула! Даже хуже – специально этого дожидалась! Можно сделать скидку, конечно, на их давнее знакомство и постоянные разговоры о том о сём, но её поведение как врача неэтично. Чего стоят одни манипуляции с тушью! А «укрепление эмали» лампой для пломбирования? Это же прямой обман! Но и это не главное! С учётом того, что Данилина рассказала, любая огласка будет автоматически считаться нарушением неприкосновенности частной жизни… А это уже Уголовный кодекс…

Получается, она уже вляпалась? Светлана даже замедлила шаг и прокрутила в голове эту логическую конструкцию несколько раз. Да, заявлять о странностях анестезии нельзя – сама выроет себе яму. Тем более что с пистолетом у виска никто не стоит. Ничего страшного и не случилось – просто узнала кое-какие тайны своих пациентов. Не раскрыла другим – лишь узнала. Как психолог на консультации или священник при исповеди – ближе было, конечно же, ко второму. Те обязаны молчать об услышанном – и она тоже будет. Ну а камер бояться не стоит. Их повесили в кабинетах давно, и за всё время работы они пригодились лишь дважды. Первый раз пациент ударил врача – вызывали даже полицию, а потом с помощью камер вскрылось банальное воровство. Вера говорила, что записи хранятся три дня и тут же затираются новыми, так что после ЧП надо не мешкать и сразу копировать видео на жёсткий диск. Но разве у неё тут ЧП? Светлана совершенно так не считала.

Наоборот, происходило нечто удивительное и потрясающее. Будто она в первом ряду опустевшего кинозала, а по сцене перед белым экраном нескончаемой вереницей идут люди – все те, кто ещё недавно сидел рядом с ней. Стоит ей захотеть, указать на любого – тотчас механик просветит его, словно рентгеном, своими лучами, и на экране появятся новые кадры, намного более интересные, чем фальшивые страсти героев с афиши. Кто откажется от такого? У неё на руках билеты на восемнадцать подпольных сеансов, аплодисменты и критика запрещены, приглашена лишь она. Не совсем законно, чуть-чуть рискованно, но ведь так интересно! Почему же она должна проходить мимо? Она ведь не делает ничего плохого – только смотрит, никак не пытаясь вмешаться…

После ухода Данилиной ей хотелось рвать и метать – в таком она пребывала бешенстве. Как можно было вести себя так беспечно, лгать так жестоко, так долго? Острое чувство несправедливости и жалость к Павлу были так велики, что злорадная мысль всё ему рассказать даже заняла её на минуту-другую. Не в лицо рассказать, конечно – она знала его телефон и могла отправить смс через какой-нибудь сайт. Даже пыталась уже придумать коротенький текст – «проверьте ДНК, это не ваша дочь», «жена вас обманула, ребёнок не от вас», «у Сони другой отец» – но каждый раз ужасалась своей идее.