Белокурый не любил разговоры на личные темы. «То, что творится в отношениях, не должен знать никто», – думал он.

– Только эти скелеты иногда хочется кому-то показать. И страшно, когда некому, – ответил Фил. – Моника всегда спокойна. Иногда мне кажется, что она вообще ничего не чувствует. А у меня крыша едет. Я сижу здесь один, среди бронзовых людей, которые даже слова сказать не могут. Стать творческим человеком, Белокурый, помяни мое слово, – ответственное решение. Будь готов к тому, что твоя работа нахрен не будет никому нужна. Ну да, а если так посудить, чем таким важным я занимаюсь? Я спасаю людей? Нет. Я одеваю людей? Нет. Я кормлю людей? НЕТ! Порой я чувствую такое одиночество.

– Ну ничего, ничего, вот умрешь и увидишь…

Фил прыснул от смеха. Белокурый тоже засмеялся.

– Нет, ты послушай, правда, гениев признают только после смерти!

– Спасибо, дорогуша! – хохотал Фил.

В ту ночь они выпили достаточное количество спиртного. Наутро Белокурый вскочил с кровати. Работа – было первое, о чем он подумал. Фил спал в соседней комнате. Белокурый закинул вещи в тачку и помчался в офис. Ко всему прочему, в телефоне было сорок пропущенных от матери. От такого количества уведомлений на экране Белокурый посинел, однако, как ни странно, в офис он успел вовремя. Рубашка сидел за столом и жевал жвачку.

– Ты пришел, молодец! – он раскинул руки в своей обычной, торжественной позе. – Благословляю творить сегодня только добро!

Белокурый уселся за ноутбук и стал отсматривать сюжеты, которые операторы с журналистами сняли вчера вечером. Нужно было составить к ним тексты. Стояла невыносимая жара. В перерыве Белокурый вышел к ларьку, купил воды и облил себя.

– А ты хорошенький, – сказала ему молоденькая продавщица. – Не хочешь где-нибудь посидеть вечером?

– У меня девушка есть, – сказал Белокурый, подумав про Ариэль.

Вечером мать, как обычно, приняла страдальчески-тоскливое выражение и не захотела с ним разговаривать. А он всю ночь лежал и мечтал о том, как подарит Ариэль ожерелье из голубых ракушек.

Восемнадцатое число. Ужасное число. Отвратительнейшее число. Ариэль возненавидела этот день еще сильнее, чем всех живущих на земле людей. На этот день у нее был назначен поход к зубному.

– Па-а-ап… – сказала она сонным голосом, заходя на кухню.

– Ау? – Жип стоял у плиты и жарил оладьи.

– Можно не пойти? Я не хочу. Это больно. Я в прошлый раз чуть не задохнулась у него в кабинете.

– Нет. Лучше зубы сейчас полечить, чем через пару лет ходить без них, – отрезал Жип.

– Ладно, – смирилась Ариэль.

Спорить с отцом насчет походов к врачам было пустой тратой времени, так как Жип сразу же приводил тысячу доводов, почему нужно следить за своим здоровьем. Каждые полгода он водил Ариэль по клиникам и заставлял сдавать анализы. Это было единственное, что он заставлял ее делать. В остальном он предоставлял дочери полную свободу.

Зубного врача Ариэль любила. Потеряйкову было около тридцати восьми, он был ровесником ее отца, носил очки, ходил в церковь, и всегда говорил нежным и тихим голосом. Когда-то он вырвал Жипу половину зубов и вставил вместо них импланты. Молочные зубы Ариэль он тоже не пощадил. Рвать зубы было его страстью, и Ариэль могла только удивляться тому, откуда у такого милого человека тяга к таким жестоким вещам.

– Пап, я свою зубную щетку забыла у Марс. У нас есть запасная?

– Посмотри в шкафчике в ванной. Должна быть.

Но там зубной щетки не оказалось. Ариэль подумала о том, как она с не чищенными зубами прийдет в клинику и дохнет на Потеряйкова ароматом сигарет.

– Садитесь, садитесь, – сказал Потеряйков.