Устал от работы, бедняга, перегорел! Но – другого ты, Иван Николаевич, делать не умеешь! Терпи!..

Глава вторая

Дежурство было в разгаре, доктор лежал на своем продавленном диване, подкрадывался вечер. В дверь ординаторской постучали.

– Да! Войдите! – кричит док, не вставая со своего места.

В ординаторской оказываются средних лет женщина и мужчина, негромко спрашивают:

– Вы Иван Николаевич?

– Точно, – ответил Турчин, поднимаясь с дивана.

– Простите, что помешали отдыхать.

– Ну, что Вы! Просто прилег, еще до завтрашнего вечера работать.

Было заметно, что посетителям неловко начать разговор, ради которого они пожаловали. Мужчина выглядит довольно импозантно, с холеным, добрым лицом, без тени заносчивости. Женщина весьма миловидна, стройна, невысока, на лице и шее мелкие морщинки выдают возраст: за пятьдесят. «На жалобщиков не похожи, так, может рублем одарят за попечение родственника», машинально подумал Турчин.

– Иван Николаевич, простите еще раз, – начал мужчина. – Мы насчет Миловановой, Екатерины Григорьевны, у Вас, в пятнадцатой лежит.

Доктор мгновенно вспомнил тихую, но полностью выжившую из ума, чистенькую бабулю, с постоянной формой фибрилляции предсердий. Бабка входила в ту категорию пациентов, которые практически не нуждаются в стационарном лечении, а только в адекватном домашнем уходе и наблюдении участкового терапевта.

– Вполне сохранная бабушка, давление нормальное, ритм нарушен уже очень давно, но его частота за рамки допустимых параметров не выходит, пациентка нуждается только в уходе, коррекции поведения и приеме сердечных гликозидов.

Мужчина и женщина немного помолчали, помялись, не зная, как продолжить разговор. Наконец, женщина начала:

– Видите ли, доктор, мы живем не здесь, достаточно далеко, нам трудно часто посещать маму, а сиделки от нее отказываются. Месяц-два ее терпят, затем уходят, не выдерживают. В дом престарелых не берут, там столько формальностей и ужасная очередь!

– У нас просьба иного плана, – вступил в разговор мужчина.

– Меня зовут Виктор Петрович, жена – Анна Николаевна, извините, сразу не представились. Вопрос в том, сколько мама еще сможет прожить, только честно?

– Ну, знаете, дорогие мои, на все Божия воля! На сегодняшний момент я, например, не вижу причин в скорой смерти, нет никаких объективных медицинских предпосылок. Вот и говорю – на все воля Божия. Вообще христианин должен умирать дома…

– Мы можем забрать ее домой? – быстро спросила Анна Николаевна.

– Конечно! Рекомендации по лечению я дам, а дальше пусть участковый наблюдает, и психиатр.

Женщина и мужчина замолчали, переглянувшись. Виктор Петрович откашлялся.

– Можно мы присядем? – спросил он.

– Да, конечно, извините, что не предложил, присаживайтесь! Чай, кофе?

Анна Николаевна сглотнула слюну.

– Если можно, кофе. Мы Вас не отвлекаем?

– Что Вы! Не переживайте, вызовут – подождете здесь. Вы же о чем-то хотите со мной побеседовать?

– Да, Вы правы, – сказал сдавленным голосом мужчина.

– Ну, тогда сначала кофе! – Турчин вдруг оживился от странности ситуации и с нетерпением ждал ее развития, хотя и с некоторой опаской, слишком таинственно вели себя посетители.

Он включил общественный «Тефаль» и стал расставлять кофейные приборы. На столе появились сахар, кофе, Анна Николаевна достала из сумочки небольшую коробку шоколадных конфет.

В дверь заглянула Наталья.

– Ну, что, Иван Николаевич, где история Стасюк?

– Все, Нат, иду на пост и пишу при тебе.

– Мне же скоро смену сдавать, – заныла медсестра, закрывая дверь.

– Извините меня, хозяйничайте, – сказал Иван. – Мне кофе – две ложки, две сахара, я через пять минут буду. Извините.