– Майор, ты думаешь я дура, чтобы влюбляться в тебя безответно?
Контролировать себя и не пускаться во все тяжкие было сложно, но не невозможно. Тяжелее было услышать холодное и грубое:
– Я думаю, что ты заигралась в нашу легенду и забыла с кем трахаешься. Всего лишь трахаешься! Какое "влюбляться"? Какое "безответно"?! Я не живу такими понятиями и ты об этом прекрасно осведомлена! Как и о том, что мне и без этой романтической херни живётся не скучно, – мужчина прошёл мимо неё в комнату, слегка задев плечом. – Да и какая к чертям любовь, Кать?! Ты забыла сколько между нами лет разницы? Так вот, напоминаю, что я не твой сверстник-двадцатилетний сопляк, у которого из забот только поскорее залезть тебе в трусы. Я взрослый человек, у которого двое детей-подростков, сложная работа и дерьмовый характер. Ты со своими чувствами – последнее, что мне надо в этой жизни.
Девушка прикрыла глаза и со свистом втянула в себя воздух, будто бы получила удар с размаха под дых. Было больно. Пронзительно больно. Но сердце вопреки всем ожиданиям и Сашиным предупреждениям не разбилось. Сжалось только так, словно его кто-то в кулаке со всей силы стиснул, и замерло оглушённое. Замерла и сама Катя, прокручивая в голове его слова. Ничего нового он ей не сказал. Это же самое она слышала и летом на речке, и в первое их расставание, и во время разговора в отпуске. Майору Соловьёву от неё нужен был секс и только. И всё бы ничего, если бы оно действительно было так. Если бы за рамки их договорённостей не вышла не только она, но и он тоже. Если бы Синеглазый не смотрел на неё так, как будто никого кроме не видел. Даже сейчас, заявляя об обратном, сверлил ей спину этим взглядом и ещё надеялся, что она поверит! Трофимовой и больно то было не из-за слов о своей для него ненужности, а из-за того, что он отрицал очевидное. Из-за того, что был ошибочно уверен, что у них не может быть ничего серьёзного помимо секса. Из-за того, что ставил свои заморочки выше её и своих к ней чувств.
– Ты сейчас пытаешься меня убедить или себя?
Трофимова не стала оборачиваться. Ей нужно было ещё хотя бы пару секунд без льда в его глазах, чтобы вернуть себе душевное равновесие и продолжить это совершенно бессмысленное противостояние.
– Я говорю как есть, Катя.
– Я тебе не верю, Саш.
– Мне казалось, ты умнее, – хмыкнул он.
Девушка всё-таки обернулась и встретилась с ним взглядом. Сказать хотелось многое. Больше половины – матерное. Но Катя была воспитанной девочкой, которой папа с детства вбивал в голову, что ругаться матом – это плохо. Поэтому она сократила речь, вертящуюся на языке, вдвое и оставила лишь одну нецензурщину. Ну а что? Ведь только ругаться матом – плохо, а про то, что изъясняться матом тоже не есть хорошо, ей никто ничего не говорил. Правда, подумав ещё немного, убрала и её тоже. Мат, конечно, великая и универсальная вещь, но вряд ли он поможет в решении их проблемы. Им сейчас, вообще, казалось, была в силах помочь лишь добрая фея Крёстная, исполняющая желания. Взмах палочкой, бибиди-бобиди-бу и Синеглазый начинает жить в своё удовольствие, а не в угоду своим тараканам.
– А мне казалось, что ты сильнее своих загонов и дурацких правил, которые придумал сам себе, – Трофимова наиграно улыбнулась, наблюдая за тем, как темнеют от злости его глаза. – Как видишь, мы оба оказались неправы.
Со стороны создавалось впечатление будто она тоже старалась сделать ему больно и, наверное, будь это так на самом деле, то им обоим было бы сейчас гораздо проще, но самое трагичное заключалось в том, что Катя просто констатировала факт. Он, действительно, был заложником своих тараканов и установок, как, впрочем, и миллионы других людей на планете. И это также не было для неё сюрпризом. Просто то ли из-за любви и надежды на их совместное светлое будущее, то ли из-за банальной наивности и розовых очков девушка считала, что Соловьёв сможет через них переступить и позволит, наконец, себе быть счастливым на полную катушку. Она верила в него. Чёрт возьми, всем сердцем верила! Понимала, что ему это дастся не так легко, как ей, в силу возраста, характера, жизненного опыта, социального положения и семейных обстоятельств, но всё равно верила! Даже сейчас, когда, казалось, что в этом уже нет смысла, продолжала, несмотря ни на что, верить! Да и как могло быть иначе, если Трофимова его любила? Ну вот как?!