– Лен, потом, давай всё потом. Ты вообще встать можешь? Ноги держат?

Придерживаясь за машину, я поднимаюсь. Голова все еще гудит и идет кругом, а колени дрожат. Но это, скорее, просто стресс.

– Могу.

– Ну всё, выбирайся тогда на дорогу. Он быстро приедет.

На обочину я вползаю с большим трудом, ободрав колени и ладони о щебень. Слишком крутой оказался взъём.

Денис приезжает минут через двадцать. Кубарем скатывается вниз, к машине. И разражается матами. А я не могу вымолвить ни звука. Вина и стыд душат. А когда Антон на вопрос Дениса говорит, что вел он и просто отвлекся, я готова сквозь землю провалиться. Да, он сам попросил никому не говорить правду, чтобы у него не было еще больших проблем. Но, господи, как же стыдно, как невыносимо стыдно. Ведь это я преступница…

Затем мы на пару с Денисом вытаскиваем Антона. Я правда сначала их отговаривала, опасаясь, как бы он не травмировал себе позвоночник. Нельзя же тогда его трогать, тем более куда-то тащить. Но они только отмахиваются:

– Да брось, все нормально будет.

Кое-как мы взбираемся наверх, на дорогу, и усаживаем Антона в машину к Денису на заднее сиденье.

– Короче, я вас щас высажу возле травмы… потом вернусь, вызову эвакуатор, все дела. Только вот матушке твоей что говорить? – спрашивает Денис, заводя машину. – Она и так заволновалась, когда я сюда ни с того ни с сего подорвался.

– Ничего пока не говори. Может, просто какой-нибудь банальный ушиб. Быстренько оклемаюсь, так она и не узнает ничего.

– Ага, не узнает. А тачка? Ее, по ходу, всю там перекорежило. Блин, Тоха, ну как тебя угораздило, а?

– Да дебил, что еще сказать, – бросает Антон. – В другой раз башкой буду думать.

– В другой раз… – качает головой Денис. – Ты ж за эту еще не рассчитался? А хотя бы половину выплатил? Нет? П…ц! Ты, Тоха, и правда дебил, – выматерившись, Денис выжимает газ, и мы на большой скорости мчим в сторону города.

3. 3. Лена

Зря Антон надеялся на банальный ушиб, и зря надеялась я…

Нам не повезло. Все хуже некуда. Хотя… при чем тут невезение? Это моя глупость всему виной. Я запаниковала и не справилась. Я разбила машину Антона и покалечила его самого.

Я еще не знаю, как буду с этим жить. Не знаю, как посмотрю в глаза его родителям, как произнесу ту ложь, на которой настаивает Антон. Я даже не знаю, что делать мне прямо сейчас. И словно в прострации сижу в приемном покое и глотаю слезы.

Сначала мы вместе с Антоном долго ждали своей очереди. Наверное, часа два, если не дольше. Он мучился, даже сесть не мог – лежал на боку. Молчал, конечно, как партизан, еще и говорил, что все нормально, но его выдавало лицо – неестественно бледное, землистое, покрытое мелкими капельками пота (хотя здесь прохладно), и плотно сжатые обескровленные губы. Видеть его таким было невыносимо, особенно зная, что мучается он по моей вине.

Потом Антона отвезли на рентген, и больше я его не видела. Прождав еще около часа, я сунулась к дежурному травматологу. И тот будничным тоном сообщил как убил…

– Кто? Антон Савельев? А-а, тот парень, который с лестницы упал… Ну что сказать? Очень неудачно он упал. У него перелом поясничного отдела позвоночника. Его отвезли в отделение.

– Что? – с ужасом охнула я. – Перелом позвоночника?

Я зажала рот, чтобы не взвыть в голос. Кабинет на миг накренился, пол качнулся, уползая из-под ног, и я тяжело привалилась спиной к двери.

– Вам плохо? Воды? – нахмурился врач.

Я качнула головой и с трудом выдохнула:

– Просто голова закружилась.

Казалось, между ребер, в солнечном сплетении, стремительно разрастался ледяной ком, от которого стыли и мертвели внутренности.