Самое забавное заключалось в том, что Макс и Лёня недолюбливали старшего брата, ведь им от него частенько доставалось. Но при всем при этом, когда Гены долго не было рядом, им начинало его не хватать. Им не хватало его вредности и подколок. К тому же с Геной всегда можно было, как следует поругаться. А это в семейных отношениях очень важно. Для сброса отрицательной энергии. Между собой Максим и Лёня почти никогда не ругались, а вот с Геной ругались охотно и с удовольствием. И если Геннадии долго не попадался на глаза, они по нему начинали скучать. Хотя надолго Гена никогда и не исчезал. А ещё у Гены была одна особенность – он всегда появлялся неожиданно и не вовремя.

Битый час братья измывались над Надей как могли, то водили палкой по стеклу окна её комнаты, то пищали, шипели, подрожали филину…

Надюша дрожала от страха. Она в одежде залезла под одеяла и от страха вся тряслась. Дверь в комнате её скрипнула и её душа провялилась в пятки, но вместо привидения, которое Надя рассчитывала увидеть, в комнату просочилась огромная туша «Ротвейлера». Пёс бесцеремонно запрыгнул на кровать и с нескрываемой наглостью расположился в ногах Нади. Причём голову он положил на ноги девочки. Хоть это было немного обременительно, но вселяло спокойствие. Пёс сладко зевнул и закрыл глаза. Надя чувствуя, моральную поддержку такого защитника, последовала его примеру. Макс и Лёня попусту потратили ещё один час. Девочка, измотанная дорогой и нашпигованная ужином, спала под защитой своего нового друга, как убитая.

Костя

Костик и сам не заметил, как уснул. Разбудил его отец.

– Надюшенька, я на работу, а ты вставай, завтракай. Сегодня приедет тёть Лена. Если у меня получиться вырваться с работы, то я провожу вас на вокзал, ну, а если нет, то ты уж не взыщи. Я там, на кухне, оставил тебе немного денег, ну так, на крайний случай, да ещё вам с Костей денег на телефон положил, хотя у дядь Миши и не ловит мобильник. Я ему вчера вечером по стационарному звонил. Они доехали хорошо.

Костик на всё, только кивал головой. Отец погладил его по голове и ушёл на работу. Костику не хотелось вставать, даже потому, чтобы не видеть того позора в который он превратился, но и вечно лежать в постели он не мог.

Скинув с себя одеяло, он опустил ноги на мягкий ворс ковра. В душе опять заныла тоска, как в тот раз, когда Надю забрали в больницу. Всё время пока Нади не было, он просыпался с этой таской и единственным желанием, чтобы сестра как можно скорее выздоровела, а теперь опять, та же тоска, только к ней подмешался и стыд.

В ночнушке и босиком Костик прошлёпал на кухню. Отец, позавтракав, даже не убрал за собой, да и в отличие от мамы, он не прикрыл завтрак, чтобы тот не остыл. Теперь предстояло выбирать: или завтракать холодным или разогреть. Костя чувствовал себя беспомощным котёнком. Всё и всегда делала мама или Надя, но теперь их рядом не было. Холодная гречка на вкус была не ахти, а чуть тёплый чай вообще как помои.

Костя высыпал гречку на сковородку и поставил на плиту, ничего сложного в том, чтобы разогреть. Аккуратно помешивая, чтобы не подгорело, Костя размышлял о том, что пора становиться самостоятельным. Ну не вечно мама с Надей о нём будут заботиться.

Оказалось, что нет в этом ничего сложного. Костя ел горячую кашу и посматривал на чайник, который вот-вот должен был закипеть.

Покончив с завтраком, Костя убрал всю грязную посуду в посудомоечную машину, и тут его ждал сюрприз. Легко обращаясь со всей электроникой в доме, он не мог включать сие кухонный агрегат.

Потратив десять минут, чтобы разобраться, что куда и в каких пропорциях засыпается и, почувствовав лёгкую вибрацию посудомоечной машины, Костя вздохнул с облегчением. Теперь он вразумил словам Нади, что и мальчик должен уметь делать всё. Это делает его самостоятельным и независимым. От этого на Костю нашла сладкая и неопределённая истома, что он сам того не желая становился самостоятельным. Возможно, это было уготовлено судьбой, чтобы Костик смог из обычного обывателя, которым он прожил одиннадцать лет, стать вполне самостоятельным мальчиком, готовым на все превратности судьбы, которые уготовит ему жизнь.