Вечером Давид Маркиш начал рассказывать:

– В России вы были евреями по паспорту, а в Израиле мы все евреи по духу. А что есть наш национальный дух? У нас прекрасная страна, мощная армия и высокотехнологическая промышленность. Неслыханный в истории пример: Израиль возродился почти через две тысячи лет, мы опять на своей земле, мы говорим на языке наших предков – иврите. Раньше 65 % территории нашей страны составляла пустыня. Израильтяне начинали все с нуля и превратили страну в цветущий сад. Если вы приедете помогать своей исторической родине, страна станет еще лучше. А вы сможете держать голову выше и с гордостью говорить: мы евреи! Я пригласил с собой двух недавних эмигрантов – супругов Давида и Раю Дузманов, из Кишинева, научных работников. Раю выпустили из России, а Давиду отказали. Она из Израиля писала протестные письма, привлекая внимание политиков к судьбе Давида. Потом поехала в Нью-Йорк, разбила палатку перед зданием ООН и объявила голодовку. За Давида заступились видные сенаторы, и кремлевские власти выпустили его. Вот какая героическая женщина, вот какая пламенная любовь! Теперь они сами расскажут вам о своем обустройстве в Израиле[18].

Рая и Давид вышли на лестничную площадку, чтобы их видели все, и им горячо зааплодировали. Они стояли, обнявшись, а Давид рассказывал:

– В Израиле перед нами открылись возможности, о которых мы не могли и мечтать в России. У нас своя научная лаборатория, а банк дал нам ссуду, и мы сняли помещение, купили американское оборудование…

Рая перебила его:

– Благодаря этому оборудованию Давид сделал важное открытие и получил на него патент. У нас появились хорошие деньги, мы расплатились с банком, смогли стать состоятельными людьми.

Среди слушателей прошел одобрительный гул: эта часть рассказа заинтересовала больше всего. Потом Давид и Рая стали обходить комнаты и уговаривали людей ехать в Израиль. Рая подсаживалась ко всем, ласково заглядывала в глаза:

– Вы польстились на Америку. Ну зачем вам Америка? В Израиле вам будет намного лучше.

Люди слушали, думали, взвешивали, обсуждали:

– Какая чудесная женщина и настоящая героиня!

– Да, и какая между ними любовь…

– И про Израиль как они хорошо рассказывают.

Говорили так все, но принятое уже решение меняли немногие.

Письма от Лили из Вены становились для Павла и Августы настоящей радостью. Они нетерпеливо ждали их, жадно читали вместе вслух, потом перечитывали каждый отдельно и обсуждали бесконечно. Хотя Лиля писала очень подробно, они старались найти между строчек еще что-то недосказанное, какую-нибудь деталь настроения. Августа сама всегда любила писать письма и отвечала Лиле сразу же. Павел перечитывал написанное Августой и делал приписки, старался вставить что-нибудь интересное и полезное для внука. А Лешка, хоть и читал письма, но никогда не отвечал деду. Только раз Лиля заставила его, и он приписал вверху открытки «Здрасьте». Зато писал длинные письма в Москву своей Ирке.

Живя скучно, Павел с Августой полюбили проводить время в воспоминаниях. Он многое обдумывал, сидя на своем старом кавалерийском седле. Когда седло вернулось к нему, Павел обновил исцарапанную кожу, заказал столяру невысокую устойчивую подставку и установил на нее седло в своем кабинете. С некоторым трудом, кряхтя, он садился верхом, и к нему возвращались далекие, давно забытые ощущения его боевого прошлого.

Августа сначала удивлялась:

– Что это ты делаешь?

– Впадаю в детство, в лошадки на старости лет играю, – смущенно говорил Павел.

Она считала это старческой прихотью, но потом привыкла, только боялась, чтобы он не упал с седла и не сломал себе бедро или ребра, и напряженно следила за ним, пока он садился в седло и слезал с него. Но в седле Павел сидел крепко.