Большинство этих оценок основано на математических моделях, экстраполирующих кривую роста населения на основе региональной динамики плотности населения, прогноза доступности водных и земельных ресурсов, оценки урожайности сельскохозяйственных угодий и других экологических и экономических показателях.

Так, известная модель американского демографа Дж. Коэна из Рокфеллеровского университета прогнозирует изменение численности населения, исходя из разницы между реальной и предельно допустимой плотности населения, умноженной на некую константу, названную «коэффициентом Мальтуса». При этом сама предельная численность населения Земли – human carrying capacity – функция целого ряда разнокачественных параметров, включая сугубо субъективные – такие как инвестиции, экономический климат, определяющие экономическую возможность внедрения необходимых технологий143.

Так, население может инвестировать ресурсы в устойчивое развитие, либо, напротив, уже сегодня израсходовать критически важные ресурсы, необходимые будущим поколениям, что повлияет на предельную численность человечества как будущую, так и настоящую. Характерно, что либерализация экономики, ориентируя бизнес на сегодняшнюю прибыль («эффективность» как доходность), толкает капитал на заимствование у будущего.

Таким образом, глобальный ресурсно-демографический кризис – не «выдумка неомальтузианцев», а объективная составляющая глобального системного кризиса, актуальность которого подтверждают не только научные выкладки, но и вполне реальные экономические тренды, отражающие нарастание дефицита как природных ресурсов, так и нарастающее перенаселение.

Более того, именно ресурсно-демографический кризис является первичной причиной, порождающей кризисные и катастрофические явления в экономике. На фактор первичности физической основы экономики, накладывающей на рыночную действительность материальные ограничения, указывают такие сторонники физического подхода к экономике, как Л. Ларуш144 и П. Г. Кузнецов145.

Неотвратимое нарастание объективной составляющей мирового системного кризиса неизбежно порождает его субъективные проявления в форме противоборства акторов глобального процесса, вовлекаемых в борьбу за ограниченные ресурсы уже не столько стремлением к выгоде и господству, сколько необходимостью самосохранения.

Объективная проблема физического дефицита ресурсов и плотности населения порождает субъективный процесс передела экономических и социальных издержек и рисков глобального кризиса, принимающий форму нарастающей конкуренции и противоборства субъектов глобализации.

При этом угрозу представляет как само ограничение доступа к критически важным ресурсам, так и процесс противоборства за их передел.

Очевидно, что необходимость раздела квот на выживание в условиях их явного дефицита (численность населения Земли при устойчивом развитии оценивается величиной от одного до пяти-шести миллиардов человек), «диалог цивилизаций» в лучшем случае превращается в «холодную войну» цивилизаций и других субъектов глобализации с широчайшим использованием всех доступных видов противоборства146.

Следует отметить возникновение качественно новых форм противоборства за ресурсы и «жизненное пространство», таких как миграционная экспансия периферии, использующая внутренние социальные уязвимости стран «ядра» и самой либеральной идеологии, игнорирующей вопросы этничности и идентичности, но не способной «отменить» их объективное существование.

В результате глобализация, как качественно новая форма взаимодействия социальных субъектов, ведет к переходу противоречий в новые социальные формы, качественно отличные от форм индустриальной эпохи.