…И остановимся на констатации многократно фиксированного факта: НАША ИНАКОВОСТЬ БОЛЕЕ БЕСИТ ИНОСТРАНЦЕВ, чем взаимное соперничество и столкновение интересов. И только ли с атлантическими европейцами? По степени неприязни к России первенство занимают славяне-поляки, славяне-украинцы; на вторые шведы – а «исконные враги» немцы только третьи… Любопытно, что вся классическая польская культура РУСОФОБСКАЯ; шведская сказочница Астрид Линдгрен, столь популярная в России, в 1944 году записала в дневнике, что не симпатизируя германским фашистам, она приходит в ужас при мысли о русской победе «лучше я буду на протяжении жизни говорить „Хайль Гитлер“, чем терпеть присутствие русских здесь»; выдающийся шведский исследователь Центральной Азии Свен Хедин, который преклонялся перед памятью Н.М.Пржевальского и столь много благодарит русских офицеров за гостеприимство и помощь в беллетризированных дневниках, радуется в 1942 году, что «русский вопрос в Европе закрыт»…У немцев Райнер Мария Рильке и Бертольд Брехт восхищались Россией, Фридрих Ницше и Освальд Шпенглер заявляли её территорией будущего…

Этнологически выразительно, что нередко мы вычитываем в переводной литературе совершенно не то, что закладывали в них авторы, и тот же «Карлсон, который живёт на крыше» по замыслу А. Линдгрен образец самодовольного, эгоистичного бюргера, враля и вымогателя, и так его и воспринимают в Швеции – Россия умиляется солнышком-хлопотуном, не без чёрных пятен конечно, как и все мы, но делающих всех счастливыми – даже противную Фрёкен Бок замужеством …А «непрочитанные» на западе Д. Гринвуд и Э.Л.Войнич НЫНЕ остались ТОЛЬКО У РУССКИХ ЧИТАТЕЛЕЙ: в Англии романы «Маленький оборвыш», «Овод» и их авторов не вспомнят сразу и литературоведы… Написанные отличными искромётными стилистами (имя Д. Гринвуда гремело в Англии в 1860-х, широко известна была и Этель Лилиан Буль (Войнич)), но «Маленький оборвыш» в Англии издавался только дважды в 19 веке – в России 50 только учтённых изданий, «Овод» не издавался в Англии после 1920 года (18 изданий) – в России после 1898 года 107 изданий общим тиражом более 5 миллионов единиц, и по количеству копий в Рунете, и ожесточённости неутихающей полемики вокруг него вполне востребован и по настоящее время… Русское умосозерцание не расстаётся ни с Джимом Бализетом, ни с Артуром Бертоном, безнадёжно стёртыми из англо-саксонского.

Уже само богатство, разнородность, разнооценочность свидетельств об ощущении этой инаковости иностранцев к русским, как и русских к иностранцам свидетельствуют о её ОБЪЕКТИВНОСТИ. Следует отметить, уже с 17 века именно среди русских развивается стремление «сгладить», «нивелировать», а потом и вовсе убрать эту «инаковость», задвинуть её, стать/подделаться «как все» – разумеется, в «Европах», да не под всех, а кто там звонче (на наше ухо): поляки, голландцы, французы, немцы; припозднились на англичанах, но зато как отыгрались на США-американцах… И насилуют девственные русские лёгкие голландскими пенковыми трубками Петровские «робята»; и поддакивает Александр Сергеевич Пушкин полячишке Адаму Мицкевичу про «тяжкий милитаризм Петербурга» – а потом впишет в «записную книжицу», как легко-благодушно ему самому напускаться на русское, и как невыносимо слушать хулу про то от иностранца… В том же отпишутся после и К. Леонтьев, и В. Розанов…

– — – —

Но есть ли какая-то особенность, нечто внешнее в проявлении глубоко невидимого, этнопсихологической пучины, многократно искажаемой бликами внешнего социально-индивидуального; даже не говорящая, только подмигивающая из далека-далёко через калейдоскопы мелькающей круговерти конкретной психики – в том числе и в принудительном её преломлении к некоему императиву всеобщности и преломления самого императива к неповторимости позвоночной психичности – но тем не менее проступающая в некой всеобщности внешнего знака, мизинного, без обозначенных причин, ходов, но неотвязного?…