– Спасибо, – благодарит.

Потом, выдержав паузу, говорит:

– В шесть часов вечера ожидается штурм Белого Дома, и я вам просто предлагаю покинуть здание, потому что защищаться нечем…

Я находился в середине строя, и Ельцин, говоря это, как бы обращался ко мне. Я ему и отвечаю:

– Господин президент, а вы когда-нибудь слышали из истории, чтобы казаки в трудную минуту покидали лидера государства? Такого не было никогда! И мы не покинем вас – вместе будем защищать демократию в России

Глаза Ельцина просияли.

– Ну, казаки, спасибо! – говорит он и уходит.

Тут же берёт слово походный атаман Области Войска Донского Виктор Ратиев:

– Казаки! Я приказываю всем покинуть Белый Дом. В противном случае через полчаса от нас здесь останется фарш.

Казаки стоят в растерянности:

– Как же так? Мы ведь пообещали президенту России защищать Белый Дом!

Возражаю Ратиеву:

– Я никуда не пойду!

– Я прикажу, и тебя выкинут отсюда! – кричит он.

– Посмотрим, кто кого выкинет! – отвечаю ему в тон.

Наступил, как говорится, критический момент: с улицы в окна четвёртого этажа нацелены танковые пушки, специальные подразделения находятся в готовности к штурму – и по первой же команде ринутся на наш же, четвёртый этаж. Как быть? Может, и впрямь послушать походного атамана и подобру-поздорову покинуть здание? Но как же в таком случае слово казака? Наплевать на него и растереть сапогом? Тогда как жить дальше?..

И казаки стали определяться. Пётр Севостьянович Косов говорит: «Я тоже остаюсь», – и становится рядом со мной. Остались практически все, за исключением атамана из Кашар (выдвиженца походного атамана Ратиева) и ещё одного казака, фамилии которого не помню. Ратиев тоже остался, правда, сразу куда-то исчез…».

Вот и вся история, простая и незамысловатая, как сама жизнь. И не было в этой истории слов о «казаках», которые «на войне своих не бросают»».

* * *

Независимо от того, существовал ли «Сводный заградительный полк» от Союза казаков Области Войска Донского (автор только слышал, что какие-то донцы ехали в Москву на двух автобусах), немногочисленные московские казаки своей заметной формой точно «засветились» у Белого Дома, а в сочетании с попавшими на приём к Ельцину казаками сумели создать определённое впечатление.

И как результат, 20 августа произошло подписание Председателем Госкомитета РСФСР по оборонным вопросам генерал-полковником Константином Кобецом приказа №3, в котором говорилось, что «российское казачество признаётся в качестве реальной боевой единицы Государственного Комитета РСФCР по оборонным вопросам». Это дало казакам как множество самых радужных надежд, так и столь же много разочарований от неудачной попытки «дружить с властью».

Августовский путч 1991 года ещё более определённо отвлёк казаков от строительства своего этнического Казачьего Дома и ещё более определённо расколол казачьих «реставраторов» на враждебные друг другу «красное» и «белое» направления.

С другой стороны, падение власти КПСС и распад СССР предоставили казачеству возможность «свободного плавания». Наступил поистине период «казачьей вольницы», столь громко прославившейся в прошлых веках и явившей теперь новые примеры казачьей жертвенности и героизма.

Начальная фаза этапа казачьего возрождения показала, что, как и в Гражданскую войну 1917 – 1920 годов, казачество постоянно оказывалось по разные стороны баррикад, а политические пристрастия для многих стали важнее «общеказачьего единства». В то же самое время наступил период так называемого «парада суверенитетов» и казаки не могли не отреагировать на него. По всей России шло «триумфальное шествие парада суверенитетов». В условиях наступившей «атомизации» общества и повсеместного появления новых национальных республик, у наиболее дальновидной части казаков проклюнулась своя идея национально-государственного самоопределения. И в 1991 – 1992 годах казаки бросили Москве «вызов» в виде казачьего партикуляризма.