Дома ждала Женя. Несмотря на раннее время она выглядела уставшей, точно отработала двойную смену, и грустной, потому что после двойной смены люди не могли не выглядеть грустными. Лежала в кровати, пролистывая смешные видео в телефоне, но не смеясь. Вообще, это было плохим знаком, но Паша так и не развил в себе клиническое мышление, чтобы капнуть глубже. Да и стоило ли?

– На меня сегодня жалобу написали, – начал с улыбкой он, точно рассказывал анекдот, а не неприятную историю своего дня. – Точнее, угрожали. Но наверняка напишут.

– Тогда чего ты улыбаешься? Премию за такое не дают. Скорее, наоборот, – сухо, почти не своим голосом ответила Женя, лёжа на боку и лишь изредка поднимая глаза, чтобы бросить на него взгляд.

– Явно не из-за жалобы. Просто рад тебя видеть. Сколько таких жалоб ещё будет, печали не хватит из-за каждой переживать, – он лукавил. Несильно, но всё же. Он переживал, сохраняя силы скрывать это. Никто не хотел заводить личное кладбище. А Паша ещё и не хотел, чтобы Женя думала об этом вместе с ним.

– Всё тебе неймётся. Опять обозвал какого-нибудь придурком?

– Нет же. Да и когда я пациентов обзывал? Просто вредная тётка утверждала, что из-за моей ошибки её муж или брат умер.

– А ты уверен, что это не твоя ошибка? – начала сыпать вопросами Женя. Паша хотел бы, чтобы этот песок падал ему под ноги и помогал подниматься, но нет – он уже присыпал по плечи и вот-вот собирался сдавить грудь. Совсем не то, в чём Паша нуждался.

– Проще не думать, иначе черви съедят мозг, – почти так же сухо ответил он и ушёл из комнаты.

Сегодня его даже не мучала совесть, когда он уселся за компьютер. Серьёзные люди не играли в компьютерные игры, но серьёзные уставшие – вполне. И Паша отвлёкся. Яркие краски перехватили внимание; сначала съели переживание из-за возможной ошибки в работе, а потом – переживание из-за плохого настроения Жени. Та всё ещё не подавала признаков взаимодействия. Паша отгородился наушниками и очень хотел бы, чтобы она их сняла, но нет, не сложилось. Мужчине непотребно клянчить внимание и нежность, но он хотел бы их получить.

Удовольствие выветрилось быстрее обычного. Тогда Паша решил попытать удачу в беседе ещё раз. Оставил мир с яркой и сильной версией себя и ушёл к Жене. Та повернулась спиной ко всякому, кто осмелился бы войти, и продолжала листать новости в телефоне. Чем не вечерний досуг?

Пару секунд Паша наблюдал, окаменел рядом с кроватью, разглядывал, точно едва познакомился с ней. Точно ещё не привык к длинным ногам, острым локтям и смешным ушкам, которые она постоянно прятала под волосами. Высокая и дерзкая. Он считал её амазонкой, не представляя, как те выглядели на самом деле, но если были смуглыми, то Женю безусловно стоило считать потомком их. Хорошо, что меча нет, думал иногда Паша в минуты, когда Женя злилась, точно пырнула бы.

– Эй, малышка, – так назвать её могли немногие, только те, кто оказывался выше, и кому она позволяла, амазонка же, – как твой день прошёл?

Скорость прокрутки телефона упала, но Женя ответила не сразу:

– Плохо. Ужасно. Лучше бы его не было.

– Чего так?

– Меня с роли сняли, – Женя выключила телефон. Голос её, Паша точно почувствовал это, сорвался на одном слоге, но она быстро вернула ему стройность.

Не хотела чувствовать себя уязвимой? Или вообще не верила, что может быть уязвимой?

– Ого. Расскажешь?

– Да нечего рассказывать. Просто дебилы кругом, – Женя повернулась к Паше. Её всегда боевые глаза не утратили пламени и сейчас, разве что к нему примешалась печаль. – Снимаются в исторической картине, но не понимают разницы между четырнадцатым и восемнадцатым веком. Ладно, актёры, но режиссёр! По-моему, он сценарий только по ходу съёмки читал. И в школе историю не учил!