Супруги не должны были прилюдно демонстрировать свои чувства, они старались даже не сидеть рядом, при этом никто не должен был садиться между мужем и женой. Казахская чета (так же, как и абхазы) обращались друг к другу не по имени, а по статусу: «хозяйка» («хозяин»), «мать (отец) моих детей» [Амичба, 1982, с. 81]. Жена должна была ложиться в постель позже мужа, а вставать раньше, именно поэтому она ложилась с краю, ближе к очагу. Ночью она вставала к детям, но не должна была заставлять мужа делать это. Муж спал ближе к стенке юрты, т. е. ближе к внешней стороне. Такое распределение пространства связано также с символикой женской (внутренней) и мужской (внешней). В интимной жизни мужу дозволено было ласкать жену лишь выше груди [Сейдембек, 2012, с. 308].

В эмоциональном спектре жены присутствовал ряд мотивов. Прежде всего, ее сознание воспринимало мужа как судьбу, определенную волей Всевышнего. Она уважала мужа – попечителя, мужчину (что было внушено ей с детства), – осознавала его личность как оплот детей. К этому примешивался определенный страх ее перед ним, поскольку в случае раздражения он мог физически наказать ее, что она должна была терпеть. Вместе с тем она испытывала к нему жалость, когда он нервничал во время стихийных бедствий и в других экстремальных ситуациях. У мужа могли быть свои достоинства: ум, отвага, доброта внешняя привлекательность и позитивный характер.

Для обоих полов существовали приметы: если смеешься во сне – будешь плакать наяву; если прикусил язык, то к тебе торопится гость; если у мужчины зачешется правое веко, а у женщины – левая бровь, то это к добру; звенит в правом ухе – к доброй вести, в левом – к худой; видишь во сне труп – будешь долго жить.

Жена как олицетворение всего стабильного, устойчивого, архаичного была хранителем и передатчиком основной традиционной информации. Ее деятельность направлена в семью, дом, отсюда – и более детализированные правила ее поведения в жилище. Образ женщины связывается с левой стороной жизненного пространства, считается, что именно женщина чаще всего является нарушительницей правил, за что с небес или от мужа ей идет наказание. Более того, если муж умирал, то чаще всего искали причину в жене, приписывая ей порой мнимые жизненные ошибки, серьезные нарушения этикетных правил и т. п.

Жена должна была встречать мужа и, держа под уздцы, привязывать к колу его коня, брать қоржын. Муж имел право бить жену плетью, но, согласно традиционному сознанию, терпение жены должно было вознаграждаться: «Балаларың өскенде, бір жарыққа шығасың» («Когда подрастут дети, достигнешь светлой жизни»). Казахи говорят: «Қатынды соқсан сағы сынады» («Если побьешь жену, она станет забитой»), подчеркивая при этом, что это может негативно сказаться на ее способности в жизненных проявлениях – трудовых буднях, затруднительных обстоятельствах и экстремальных ситуациях. Если муж бил жену, то она могла уйти к своим родителям. Ее отец старался помирить их, однако если вновь всё повторялось, то супруги могли развестись – от сөнді («потух очаг»). При этом оставшееся от даров приданое возвращалось родителям жены.

Жена обращалась к мужу со словами: «біздің үйдің кісісі немесе отағасы, шаңырақ» («хозяин дома»). Имя мужа сокращалось, в этом выражалось ее уважение. К примеру, если мужа звали Канат, то она обращалась к нему Көке.

В традиционном быту женщины верили приметам: если у женщины зачешется под коленкой, то возвратится из поездки муж, если у женщины чешется левый глаз, то у нее будет радость, а зачешется правый глаз – муж ее обидит. Несмотря на беспрерывную суету жизни, у женщины были свои радости, которые начинались преимущественно с материнством.