– Куда мы идем? – спрашивает она, выглядя настолько обеспокоенной, насколько я и ожидал.

– В твою комнату, там поговорим.

Ее глаза расширяются от этого предложения, и еще до того, как она открывает рот, я понимаю, о чем пойдет речь.

– Может… может, лучше пойдем в гостиную? Я разбросала одежду по всей кровати и…

– Я уже видел чемоданы, – перебиваю я, спасая ее от лжи.

Теперь она знает, что нет смысла скрывать правду – она намеревалась сбежать. Черт, насколько я знаю, она по-прежнему об этом думает.

Из-за ее пустого взгляда, устремленного на меня, тишина кажется намного громче. Настолько громкой, что подтверждает мое предположение – Блу была полностью готова сбежать, ничего мне не сказав.

Лицо Блу внезапно приобретает виноватое выражение, а глаза наполняются непролитыми слезами.

– Все в порядке. Я не злюсь. Ты просто делала то, что считала нужным, – тихо говорю я.

Это не ложь – я действительно понимаю. Она поступила так, как считала разумным и безопасным. Но мне чертовски больно представлять, как Блу бросает меня, не сказав ни слова. Это кое-что проясняет. Я все еще многого не знаю, не понимаю.

Колеблясь, она следует за мной в свою комнату. Наступает неловкая пауза, пока Блу собирает чемоданы и убирает их в шкаф. После этого она устраивается на полу, прислонившись спиной к кровати, и я опускаюсь, садясь рядом с ней. Затем, после долгого молчания, когда мы только и делаем, что пялимся в стену, я снова предпринимаю попытку завязать разговор.

– Мне нужно, чтобы ты рассказала мне, почему Вин был здесь сегодня.

Ответа нет.

Я пытаюсь сохранять самообладание, но, черт возьми. Я не знаю, что у нее на уме, не знаю, насколько она уязвима, так что осторожничаю.

Я касаюсь ее руки – той, которая не поранена, – и как только мы соприкасаемся, глаза Блу снова наполняются слезами. Когда я вижу ее такой, это настолько сильно трогает меня за душу, что Блу и не представляет.

– Пожалуйста, расскажи мне, что случилось.

Как только эти слова слетают с моих губ, она опускает взгляд.

– Ничего важного.

– Ничего… – Я едва сдерживаюсь, чтобы не повторить ее ответ, от которого у меня начинает подергиваться бровь.

Ничего важного? Тогда какого черта она взбесилась и начала крушить все вокруг кулаками? Какого черта она была полностью готова к побегу?

Потому что это было чертовски важно, а значит, она дурит мне голову.

Глубокий вдох. Не выходи из себя.

– Он заставил тебя что-то подписать? – спрашиваю.

На лице Саутсайд мелькает замешательство.

– Нет, ничего подобного.

Когда она замолкает, я испытываю еще один приступ разочарования и не отрываю от нее глаз. Вин наверняка должен был втюхать ей ту же хрень с договором о неразглашении, с которой он обратился к Паркер и Кейси. Для него было бы логично предположить, что Саутсайд знает мой секрет – а она знает, – так что нет ничего невероятного в том, что у него сразу появилась миссия заставить ее замолчать, как он делал это с другими.

– Ты слишком сильно переживаешь.

Сразу после этого она выдавливает из себя фальшивую улыбку, – разумеется, фальшивую, потому что Блу снова на грани слез.

– У тебя было право волноваться. Я, наверное, тебя до сердечного приступа довела, когда ты вошел и увидел все это стекло.

– И чемоданы. О них тоже, блин, не забудь, – добавляю я, чтобы подчеркнуть: это тоже нужно обсудить.

Разочарованная, Блу на мгновение задерживает на мне взгляд, прежде чем поднять его к потолку.

– Я слишком остро отреагировала, позволила эмоциям взять верх.

Очередная чушь, которую она пытается мне пропихнуть. И снова делает вид, будто ей плевать. Я, черт подери, больше не могу выносить этого хождения на цыпочках.