Производственная обстановка в совхозе накалялась. Арик не шел на компромиссы в вопросах профилактики здоровья зверей, обеспечения всеми необходимыми кормами, ремонта помещений, машин и оборудования кормокухни, трудовой дисциплины. Внутри зоотехнической службы тоже было непросто.

Пожилые тетки-зоотехники, проработавшие в совхозе по многу лет, не хотели учиться и воспринимать новое. Во всем поддерживали директора и его прихлебателей, бегали жаловаться на Арика в местный комитет профсоюза. Противоборствующих лагерей не было. Просто по одну сторону оказался один Арик, по другую – все остальные специалисты.

Однажды, во время ручной разгрузки автомашин с рыбой, когда абсолютно все мужчины администрации принимали участие в ночной долгой, грязной, бесплатной тяжелой работе по переносу блоков с мороженым минтаем в морозильную камеру прифермского холодильника (вес брикета 33 кг), Арик попытался поговорить с директором во время перекура о сложившейся нездоровой ситуации. Они присели на холодные мокрые блоки с рыбой. Арик предложил директору ряд мер для улучшения обстановки. Тот затянулся несколько раз подряд, достал из кармана рабочей куртки плоскую фляжку со спиртом, молча отхлебнул из нее, не поморщившись, и тихо сказал:

– Михалыч, уезжал бы ты отсюда. Не сработались мы с тобой. Уж больно много ты требуешь от людей и от меня. Я не говорю, что ты неправ. Я уже сообщил в трест о том, что ты знающий специалист, но человек склочный, и нам тяжело работать вместе. Скоро из «Сахалинзверопрома» приедет комиссия и будет разбираться. А ты ищи работу: позвони в трест, они тоже помогут.

Арик этого не ожидал. Он полагал, что можно договориться и работать в одном ключе на благо общих производственных задач. И потом, куда идти-то? На полуострове только один зверосовхоз. Недавно приехали сюда, и снова семью срывать? Квартира служебная, детсад тоже. Все это придется оставить. Денег пока не заработал он никаких. Были одни только расходы на переезд и обустройство на новом месте. Северных 10 % надбавок набралось только две. Цены на Камчатке тогда были на 30–35 % выше чем в Москве абсолютно на все. Жена не работала. Двое маленьких детей. Его одной зарплаты катастрофически не хватало до каждой получки. Приходилось засаживать 5 соток совхозной земли картошкой и капустой, выращивать в крохотных пленочных тепличках лук, укроп, огурцы (помидоры под пленкой не вызревали). В построенных своими руками сараюшках надо было держать свиней на мясо и колбасу, кур, уток. Арик выкопал и отделал деревом погреб для картошки, овощей и домашних заготовок. На долгую зиму покупали и закладывали мешками морковь, свеклу. Сами собирали и запасали грибы, рябину на вино, бруснику, жимолость на варенье и повидло. Дома ставили по 10 коробок болгарских помидоров, вьетнамских консервированных ананасовых компотов, китайскую тушенку. Возле тепличек посажены были кусты крыжовника, черной и красной смородины и они тоже давали скудный урожай «витаминов» для девятимесячной камчатской зимы. Покупали и ставили в сарай бочонок соленой красной рыбы. Так жили все.

Зимой приходилось ходить к сараям на лыжах и, переехав свой засыпанный снегом забор поверху, откапывать дверь. После чего надо было кормить и чистить животных. К слову сказать, до приезда в поселок семьи Арика никто там не ставил пленочных теплиц, не выращивал овощей закрытого грунта и не сажал плодовые кусты. Жена Арика учила этому соседей. И что теперь?

Все бросать? Выбор был невелик. Договор с совхозом был «срочный», то есть минимум на три года. Расторгнуть его можно было только по согласию обеих сторон, или же он прерывался по экстраординарным причинам, которых не предвиделось. Арик рассказал дома о возникшей ситуации, но от жены не дождался ни сочувствия, ни каких-то проявлений солидарности. Она устроила очередной скандал с обвинениями в том, что он увез ее из Риги в «тьмутаракань», а теперь еще и сработаться не может. Вывод был один: Арик во всем виноват сам. Что было делать?