– В Ямгород? Зачем?

– Ты можешь назвать меня старой сводней или кем угодно! – она дружелюбно улыбнулась. – В Ямгороде есть одна хорошая девочка… Танечка.

Отношения у нас с тётей всегда были невероятно доверительными и тёплыми. Да, я ленивый говнюк, уплетающий пироги и борщи, и не удосуживающийся вымыть за собой тарелку, без стеснения скидывающий одежду вплоть до исподнего в бак для стирки и без удивления обнаруживающий её потом выглаженной на полке в шкафу. Да, всё так, но тётушку я люблю.

Так вот. При всей теплоте наших взаимоотношений, хороших девочек она мне раньше не предлагала. Плохих, впрочем, тоже. От удивления я не прервал родственницу на полуслове, хотя удовольствия от сватовства не получал.

– Ей надо помочь. Света – моя подруга, а Таня – её дочь. Созванивались только что, – тётя показала на правое ухо, – оно ведь ещё красное, да? Трубка чуть не вскипела.

В темноте мне не было видно, красное ли, но мне не требовался свет. Мои собственные уши ещё горели от «вёдер на коромысле», недавно снятых с головы. Тётя могла и перещеголять меня. Она мастер по телефонной болтовне. Я могу сутки просидеть в наушниках и всё равно не добьюсь того интенсивного цвета, какой приобретают ушные раковины отцовой сестры после общения с приятельницами.

– Чем я могу быть полезен дочери твоей подруги? – имени я не произнёс намеренно: дистанцируюсь от неведомой девушки.

– Она готовит выставку.

– Художница?

– Медсестра.

– Медсестра, которая готовит выставку – начало интригующее. Что выставляет? Утки? Судна?

– Нет. Я не очень поняла. Какие-то фотографии.

– И лучшей кандидатуры в помощники, чем я, не нашлось? Загибаем пальцы, – я стал загибать, – я не медик – раз, не фотограф – два, не организатор – три, не переношу выставок – четыре, живу в другом городе – пять.

Я разжал пальцы и помахал ими в воздухе. Махать сжатым кулаком вблизи от тёти мне показалось неправильным.

– Пять. А вот вопрос у меня только один – почему именно я?

– Я подумала, что прогулка и смена деятельности пойдут тебе на пользу.

Тётя Люся заправила за ухо прядь седеющих волос, не слишком крепко собранных на затылке заколкой-крабиком. Экран погас, и я шевельнул мышь, чтобы не погружаться во тьму. Свет зажигать не хотелось.

– Должен ли я услышать в этой фразе подтекст? Что-то вроде: Сенечка, тебе пора освободить нас от своего присутствия?

– Нет, – она грустно посмотрела на меня, – никакого подтекста. Если бы я устала от твоего соседства, я бы так и сказала. Наверное. Не знаю. Я никогда не планировала говорить ничего подобного и мне сложно представить нужную интонацию.

– Ямгород значит Ямгород, – я пожал плечами. Мне и правда порой бывает скучно, может тётка права, смена обстановки меня взбодрит? – Надеюсь, в нём не слишком много ям?

– Что, прости?

– Ямгород. Город ям, надо полагать. Весь перекопали или как?

– Никогда там не была, Света сама приезжает обычно. Но ты уж постарайся, даже если там полно ям, обходить их стороной, ладно?

Тётя Люся чмокнула меня в макушку, скользнула глазами по игровому чату:

– Ох, какие там все грубые. Ответь-ка им, как следует.

Она вышла из комнаты, а я вернулся в виртуальный бой. Что-то в настроении тётки было не так, но я не придал этому значения.

Добраться до Ямгорода можно было автобусом или электричкой. Я предпочёл последнюю. Родственники проводили меня. Тётя плакала, хотя ей не свойственны чрезмерные сантименты, дядя напоследок обнял, чего между нами прежде не водилось. Даже встречая с дембельского поезда, он только крепко пожал мне руку.

Наверное, это представление стоило бы назвать: «Наш мальчик стал совсем взрослым». Ещё бы, сам на электричке в Ямгород едет.