Понятие человеческой природы заставляет людей искать объяснения не под тем камнем. Возьмите самый знаменитый спор о человеческой природе: хорош или плох человек изначально? В последние годы экспериментаторы проводили немало игровых экспериментов на тему так называемой трагедии общин (tragedy of the commons) – то есть моделировали ситуацию выживания в условиях ограниченных ресурсов, когда интересы индивида вступают в резкое противоречие с требованиями общего блага. И наблюдали, как люди выходят из такой ситуации (если вообще выходят). Типичный результат был таким: примерно треть участников выступали как бескорыстные лидеры, которые использовали все инструменты, предлагаемые экспериментаторами, чтобы разрешить проблему путем общего сотрудничества; примерно каждый десятый оказывался эгоистичным эксплуататором, желавшим извлечь личную выгоду из любой кооперации; а все остальные проявляли нравственную гибкость, проявляя готовность к сотрудничеству с определенными оговорками. Этот результат соответствует и личному опыту любого из нас: бывают люди, которые всегда честны и щедры, попадаются полные психопаты, а большинство располагается где-то между ними. Если бы это было не так, то человеческое общество было бы совсем другим. Дебаты на эту тему с привлечением понятия человеческой природы бесплодны, потому что они игнорируют нечто, что мы знаем и так, даже если не думаем об этом.

Великий вклад Дарвина в биологию состоял в том, что он отбросил эссенциализм и сосредоточился на изменениях и их передаче. Он добился замечательного прогресса, невзирая на то что в то время органическая наследственность была совершенным «черным ящиком». Он также правильно выявил главную проблему человеческой изменчивости. В «Происхождении человека» Дарвин доказывал, что люди – довольно простой вид с точки зрения биологии и степень их географической изменчивости не так уж велика. Однако в том, что касается объема поведенческой изменчивости, человек намного превосходит другие виды. Огнеземельцы, которые занимались охотой и собирательством на берегу Магелланова пролива, резко отличались от праздного джентльмена-натуралиста из Шрусбери, но эти различия были в основном не органическими, а обусловливались обычаями и традициями. Дарвин также понимал, что эволюцию традиций обусловливали иные принципы, нежели естественный отбор. Традиции формируются человеческим выбором, немного похожим на искусственный отбор домашних животных, и естественный отбор здесь играет подчиненную роль.

В своем «Биографическом очерке одного ребенка» Дарвин описал, с какой готовностью дети всё воспринимают от своих опекунов. Наследование традиций, обычаев и языка было довольно легко наблюдать с инструментарием натуралиста середины XIX века – если сравнивать с лабиринтами генетической наследственности, которые до сих пор выдают фундаментальные тайны высокотехнологичному оборудованию молекулярной биологии. Современные исследования механизмов, ответственных за имитацию и обучение, начали вскрывать более глубоко спрятанные когнитивные компоненты этих процессов, и полученные результаты подтверждают феноменологические выводы Дарвина о складывании традиций и их эволюции.

Неполнота понятия человеческой природы лучше всего проявляется, когда его пытаются использовать, чтобы понять обучение, культуру и культурную эволюцию. Мышление по линии человеческой природы приводит к выводу, что причины поведения ищут по отдельности в природе и воспитании. Природу рассматривают как первичную по отношению к воспитанию – и в эволюции вида, и в развитии индивида. То, что эволюционирует, – это природа, и культурная изменчивость, какой бы они ни была, должна быть лишь служанкой природы. Но этот взгляд просто противоречит фактам. Если через мутное окошко, которое пробили для нас каменные орудия, найденные археологами и палеонтологами, мы видим истинную картину прошлого, то культура и культурная изменчивость были фундаментальными адаптациями нашего рода, возможно, со времен поздних австралопитеков. Развитие технологий за последние два миллиона лет в целом шло параллельно эволюционному увеличению объема мозга и другим анатомическим изменениям. У нас есть яркие примеры, когда культурные изменения приводили к генетической эволюции – например когда развитие скотоводства, молочного хозяйства и потребления молока привели к изменениям в выработке фермента лактазы у взрослых. Технологии, которыми человек овладевал путем социального обучения, приводят к подобным изменениям последние два миллиона лет. Человеческая способность к социальному обучению развивается так рано на первом году жизни, что специалистам по развитию пришлось ставить очень тонкие эксперименты для проверки того, что младенцы уже успели узнать за несколько месяцев до появления языкового и точного имитационного поведения. Не позднее чем с 12 месяцев социальное изучение начинает передавать детям культурные открытия, которые имеют все возможности вступать во взаимодействие с генной экспрессией. У детей-аутистов этот механизм социального познания в той или иной степени нарушен, что приводит потом у взрослых к той или иной степени «неполноценности в развитии».