− Валера, − придумал я себе имя, глядя в веселые серые глаза.

И мы пошли через дорогу в «Пинту».

− Стихи любишь? − спросил Алексей, когда мы выпили по первой рюмке.

− Хорошие люблю, − сказал я, сомневаясь, что передо мной непризнанный поэт.

− А вот эти хорошие? − Алексей прочистил горло. − Мне открылось, что времени нет. Что недвижны узоры планет. Что бессмертие к смерти ведет. Что за смертью бессмертие ждет.

− Что-то знакомое? Чье это?

− Не знаю, − беззаботно пожал плечами Алексей. – Это с листка отрывного календаря, вчера прочитал и выкинул его. А вот сегодня утром вспомнил, и хочу спросить у кого-нибудь. Ведь это вранье, что времени нет и что за смертью бессмертие ждет?

− Если вранье, то очень красивое.

− А сам как думаешь? Времени нет?

− Да, времени нет.

− Выпьем.

Мы выпили по второй.

− Так ты полагаешь, что ложь может быть красивой? − спрашивал Алексей, глядя в окно. − Или все-таки её уродство как-нибудь обязательно проявится?

− Точно. Проявится. Будь она даже самой распрекрасной.

Мы выпили по третьей.

− Да, интересный ты человек, − похвалил Алексей. − Всё понимаешь. С тобой можно поговорить о сокровенном.

− И ты тоже, − с энтузиазмом поддержал я.

Так мы допили бутылку. Взяли еще одну. Алексей заказал дорогущих омаров, пожевал их, безучастно глядя в окно. Налил себе пол стакан, выпил, не чокаясь.

− Сейчас я приду, − сказал он и вышел.

Алексея не было минут двадцать, и меня начали одолевать смутные подозрения. Хоть я и был пьян, − мог на всё наплевать, и денег не было ни копейки, но связываться с администрацией не хотелось. Я поднялся, демонстративно достал сигарету и неспешно направился к выходу, как бы желая покурить на свежем воздухе.

Охранник и официант, давно наблюдавшие за нашим столиком, вышли покурить вместе со мной, встав по бокам, словно старые друзья. Я подкурил от зажигалки охранника и поинтересовался, который час. Выдыхая дым, я беззаботно щурился на солнце, ожидая подходящий момент. Когда конец сигареты подбиралась к фильтру, официанта позвали, и я, сделав вид, будто захожу обратно с ним, резко развернулся, соскочил со ступенек и дал деру. Охранник бросился за мной. Я хорошо знал дворы в квартале от кафе, бежал и думал только об одном – чтобы никто не сделал подножку.

Еле оторвавшись, я юркнул между гаражей, перелез через забор, спрыгнул и, сменив направление, скрылся.

В офисе отца я появился перецарапанный и пахнущий коньяком.

− Что случилось? − спросил отец.

− Ничего, упал с велосипеда, − выдал я готовый ответ.

− Какого еще велосипеда? − поморщился отец.

− Взял у пацанов прокатиться.

− Пил?

− Рот полоскал, зуб болит.

− Короче, вот, − отдал связку ключей отец. − Квартира в центре, она твоя на неделю. Не больше. И помни, сосед там старичок, бывший гэбэшник, шпионит за всем происходящим, дежурит у глазка день и ночь. Шаг влево, шаг вправо − позор на твою и мою голову. В общем, понял, как себя вести?

− Всё будет норм, − пообещал я.

Поигрывая ключами, я вышел на проспект. Настроение было отличным.

Квартира мне понравилась. Полупустая, три комнаты, в каждой по дивану, в зале на полу телевизор с перебитой антенной. Но зато подключен dvd-плеер, заряженный диском «Скромного обаяния буржуазии». Диск не вытаскивался, но показывал. На кухне холодильник, забитый полуфабрикатами, в середине гордо царила двухлитровая банка с заплесневелыми огурцами, в нижнем ящике дюжина вздувшихся банок с красной икрой.

На полке с десертной посудой нашлось немного денег, а в чулане в пыльном чехле обнаружилась электрическая печатная машинка и упаковка бумаги для принтера. От радости я захлопал в ладоши. Целую неделю можно ни о чем не беспокоиться. Имелось всё необходимое. Радуясь моим мыслям, с подоконника улыбнулась распечатанная бутылка вина. Предвкушая счастливые деньки, я ощупал почки, сердце и печень.