– Вы издеваетесь, господин Волосатинс? Вы кого наказываете, свою бабушку? – недовольно проговорил старый армут. Достопочтенный учитель в голосе своего работодателя почувствовал угрожающие нотки, которые могли стоить ему места. Поэтому второй раз он замахнулся без сожаления и промедления, пытаясь выслужиться за свой недавний промах. Мужчина с силой ударил мальчика по лицу тростью, оставляя на его щеке красную полосу. От боли Артур пошатнулся и одну руку по инерции прижал к лицу.

– Свяжите ему руки за спиной! – приказал господин Ролли, и слуги тотчас же кинулись исполнять распоряжение хозяина.

– Можете продолжать, – армут повелительно кивнул, и господин Волосатинс принялся безжалостно бить стоявшего перед ним беззащитного юношу по груди, плечам и рукам, оставляя на теле наказуемого явные следы ударов.

Господин Ролли пристально всматривался в лицо Артура, надеясь прочитать в нем то, что он обычно находил в лицах других его рабов. Но тщетно. Мальчик побледнел, и по всему было видно, что трость причиняет ему сильную боль, но ни единого звука не вырвалось из его плотно сжатых губ, ни единого раскаявшегося взгляда!

– Еще, еще! – в ярости кричал старый армут, совершенно взбешенный невероятной терпеливостью нового слуги.

– Нет, хватит! – неожиданно крикнула Тилли. Впервые в своей жизни она почувствовала, что происходящее не только безумно и нелепо, но еще и совершенно недостойно. Впервые девочка ощутила укол совести, которая до сего момента дремала в ее сердце.

Толстяк согласно кивнул, так как в своей семье во всем слушался дочь и жену. Ему подумалось, что, может быть, и вправду такая методика получения знаний окажется эффективной, и его девочка наконец-то сможет постичь все науки. Эта мысль несколько развеселила его, и, отдавая приказ увести пленника, он даже улыбнулся.

С этого самого момента у Артура началась сложная жизнь. В то время как Тэнка весь день пропадала на кухне, помогая приготовить изысканные блюда для своих господ, он вынужден был часами сидеть в опостылевшем до дрожи классе и наблюдать за глупой, напрочь лишенной мозгов, богатой девчонкой. Затем неизменно следовало наказание, всегда разное, в зависимости от изощренной фантазии господина Ролли.

Порою девочке удавалось что-то ответить, и тогда у Артура появлялась хоть какая-то спасительная передышка. Но чаще она была рассеяна на уроках, совершенно не слушала учителя и проявляла возмутительную тупость и неспособность хоть немного подумать. Тогда старый армут злился и вымещал всю свою злобу на Артуре. В такие дни бедолага едва приползал к месту своего заключения и совершенно без сил падал на солому, которая служила невольникам подушками.

Полная апатия завладела всем его существом, и все его прежние заботы, как в дурмане, уходили прочь, а в сознании оставались только часы сидения в классе и неизбежное испытание, которое следовало после. Помимо прочего, господин Ролли стал проявлять удивительную непоследовательность в предоставлении пищи; несколько раз он как будто забывал покормить Артура, и тогда бедный юноша вдобавок ко всему мучился от голода.

Тэнка и Лэк, как могли, старались облегчить ему жизнь. Тэнка промывала и смазывала ему раны заживляющей мазью, которую смогла добыть где-то на кухне, Лэк делился своей порцией воды и еды. Никому из них не приходилось так тяжко и ни на ком так не отыгрывался старый армут, как на своем строптивом работнике, который, как и прежде, отказывался просить пощады. Друзья никогда не мешали ему отдыхать и даже переговаривались шепотом, но в целом все их слабые попытки оказать ему помощь не имели успеха – с каждым днем Артур все больше погружался в омут беспамятства, откуда уже не было возврата.