Темно-зеленые пятна кустов дикой розы горько отозвались в памяти тем букетом, которым он позавчера встретил Ольгу. Но вот внизу ровная зелень показалась подернутой оливковыми прочерками – обратная сторона листьев дикой розы светлая и матовая. Машинам там не пройти, только верблюдам или лошадям…

– Кобидзе, – положил Скиф руку на плечо пилота. – Высади нас метров за двести повыше той «зеленки».

В указанном месте громоздились острые одиночные утесы, и вертолетам пришлось сделать несколько заходов, прежде чем выбрать площадку для посадки.

– Я не хочу накаркать беду, Скворцов, – сказал второй пилот, – но вряд ли эти гады оставят ее в живых.

– Нэ говори глупости, дорогой, – сказал первый пилот Кобидзе. – Белая женщина стоит на базаре пятьсот тысяч афгани. Это для них целое состояние – автомат можно купить.

– Автомат они снимут с убитого… – сказал Скиф. – Особист зачитывал нам ориентировку: правительственные отряды захватили брата Хабибуллы.

– Тогда пойдет на обмен, не беспокойся, – кивнул второй пилот.

* * *

Их заметили издалека и встретили кинжальным огнем из пулеметов. Душманы согнали верблюдов в полукруг, уложили их на землю и меж горбов несчастных животных устроили огневые точки.

– Вызывай подмогу с бэтээрами! – крикнул Скиф старлею Василько, у которого была рация.

– Поздно, к ним подмога быстрей привалит.

Но оба пулемета душманов через полчаса смолкли, только громко хлопали однозарядные штуцера, которые передаются здесь от отца к сыну еще с прошлого века. Десантники, пользуясь преимуществом позиции в высоте, перебегая от камня к камню, подошли почти вплотную к каравану и добили очаги сопротивления из подствольных гранатометов. В наступившей тишине душераздирающе ревели умирающие животные. Из десяти душманов в живых оставалось только двое.

– Где шурави-ханум? – ткнул Скиф стволом автомата в поджатый от худобы живот старика пленника.

Но спрашивать было бесполезно: во рту шевелился обрубок языка, а на лбу было выжжено тавро раба. Скиф со злобным остервенением обломал стебель шиповника, не чувствуя шипов, пронзивших насквозь мякоть ладони.

Полковник Павлов с минуты на минуту ожидал звонка из Кабула, поэтому и не отпускал из кабинета Скифа. Ранним утром на КПП был задержан мулла с письмом Ольги, в котором она заклинала командование не вызывать огонь на кишлак Хабибуллы, пока будут идти переговоры об обмене ее на Абдулло.

– Тебе Ольга написала, что все должно решиться в Кабуле и в Москве. Брат бандита – Абдулло – вовсе не моджахед, а ученый-богослов. Взяли его кабульцы, чтобы связать заложником-братом руки несговорчивому полевому командиру.

– Зато у меня развязаны руки – пойду один.

– В одиночку ты ничего не сможешь сделать, – жестко отрезал Павлов. – Тут не кино про бравых десантников. Тут, между прочим, убивают.

Скиф подошел к зашторенной карте, раскрыл ее и нанес карандашом красный кружок:

– Вот здесь, вдали от территории, контролируемой людьми Хабиба, можно высадить небольшой десант и, по возможности, пару единиц бронетехники. Перерезав моджахедам самый короткий путь к Фальзагерскому хребту, мы не позволим Мусе кинуть своих людей на помощь Хабибу, выиграем время. В кишлак проникну я сам, а там уже дело случая, а случай всегда подвернется, по боевому опыту знаю.

Полковник покосился на телефон и устало отмахнулся:

– У меня, представь, тоже есть свой опыт. Он говорит: в этой идиотской войне никогда нельзя полагаться ни на свой, ни на чужой опыт… Небольшой десант!.. У Хабибуллы в косвенном подчинении десяток соседних бандформирований. Они обложили всю округу, и ты знаешь: с нашими генштабистами мы скоро будем паковать вещички и подтягиваться поближе к Кабулу. Когда они выбьют нас отсюда, они вырежут всех пионеров и комсомольцев в округе. О партийцах я не говорю, те сбегут вместе с нами. Душманы вырежут всех учителей, врачей и активистов, которые учились в России. Но прежде всего при первом же выстреле Хабиб перережет горло твоей Ольге. Тут не киностудия детских и юношеских фильмов, а грязная война.