– Всего пару часов. Удивительно, но такое здесь уже случалось, когда ты был маленьким. Во всем есть свои плюсы: ты когда-нибудь украшал дом к новому году в сентябре? – подмигнула мама мальчику.

Тут у Марса внутри что-то упало: в снег Хана вряд ли решится выбраться на поверхность, а если и рискнет, то добраться до моста пока даже физически не в ее силах. Окружающая сказка существенно убавила яркости, но дома он смог отвлечься занятиями историей и чтением вместе с Эир. Изучать новое было страстью Марса, в это время на него нападал азарт, и хотелось знать все больше, ведь чем более он углублялся в тему, тем сильнее понимал, какой каплей в океане являются его знания. Мальчик ощущал постоянную тревогу от того, что времени мало, а интересное в мире не дремлет и происходит. Но это чувство было даже приятно, ведь заставляло грызть гранит науки, и голова шла кругом от масштабов предстоящих открытий.

Мерное течение вечера за книгами, разговорами с Эир и какао с шапкой молочной пены под тонким облаком корицы заставило веки Марса начать тянуться друг к другу после долгой разлуки бодрствования. Умывшись, он погрузился в свою воздушную лимонную постель и провалился в сон, не успев коснуться щекой подушки.

Казалось, Марс не проспал и минуты, однако было уже три часа пополуночи, когда дыхание смутил удушающий запах гари. В воздухе звенел панический крик Эир, зовущий его по имени и приказывавший сейчас же надеть самую теплую шубу отца и выйти из дома. Спросонья мальчик, бывший не в силах разглядеть что-то далее полуметра, нащупал на стене рядом с кроватью крюк с папиной шубой, снял и накинул ее капюшон на голову, оставив болтаться сзади, а под мышкой зажал мамин тулуп. Услышав в паре метров от себя кашель, Марс подошел на звук и увидел Эир, мягкой тесьмой подвязывавшей вялых, несопротивляющихся котов под передние лапы. Получилось нечто вроде групповой шлейки, и получившийся ком из обессиленных животных женщина закинула за плечо. С этим она справилась меньше чем за полминуты, и мама с сыном выбежали на улицу, и, ни секунды не медля, бросились к соседствующему с их домом лесу. Марс следовал за Эир, бежавшей вглубь леса, и старался не смотреть на болтавшихся за спиной поникших питомцев. Благодаря бегу телу было тепло, но ночной воздух обжигал легкие изнутри на участившихся вдохах. Когда на ближайшем пути следования не предвиделось деревьев, мальчик старался хоть на какое-то время зажмурить глаза, ибо если дневной лес был его вторым домом, то ночной – одним из немногих главных страхов. Во тьме силуэты деревьев казались угрожающими, давящими, бурное воображение рисовало прятавшихся за ними костлявых лысых существ. Земля летом становилась мокрой и скользкой, будто старавшейся задержать убегающего в страхе ребенка, а зимой веющей холодом и обездвиживающей.

Страх этот родился после того, как шестилетний Марс заблудился ноябрьским вечером и полчаса плутал среди огромных древесных исполинов, пока не услышал зовущий его по имени голос Ансгарда. К моменту встречи мальчик стал бледным, апатичным и не мог вымолвить ни слова в ответ на спокойные вопросы и только бросился на грудь отца беззвучно, с текущими по обескровленным щекам слезами. Родители до сих пор не смогли выудить от него ни слова о том случае.

С возрастом Марс не смог перерасти этот страх. Из-за главного его увлечения фантазия не ослабевала, убиваемая взрослением и построением в голове логичных причинно-следственных связей, а только наращивала силу. По этой причине воспоминание о ночном лесе начинялось со временем все более яркими конкретными подробностями. С наступлением зимы мальчик проводил в своем убежище куда меньше времени, мчась домой с первым же предчувствием сумерек, а их он научился предугадывать заранее по теряющему краски закату.